Утраченная планета и панк-мастер ржавых отходов - Снайпер Майора13 Страница 18

– А что делаешь? – я взволнованно переминался с ноги на ногу, все еще беспокоясь за отца.

– Капельницу.

– Ты разбираешься в медицине?

– Я вырастил кота из клетки. Конечно, я разбираюсь.

Снова повисла тишина, которая в текущих условиях, на меня давила. Поэтому, я забивал ее, как мог:

– Как ты попал сюда?

– Тебе повторить? Я во всем разбираюсь. Какая-то биометрическая система меня не остановит.

– Но – как?

– Расскажу как-нибудь на досуге. Всему свое время.

– Тебя кто-то видел?

– Не думаю.

– Потому, что если видел…

– То что?

– То плохо будет.

Он хмыкнул:

– Не думаю, что кто- сможет мне хоть чуть-чуть навредить.

– Тебе – нет, а нам с папой – вполне. В лучшем случае, сошлют на Поверхность.

– Ну и поселитесь рядом с моим домом. Тогда не тронет вас никто, не бойся.

– Я серьезно.

– Да не видел меня никто, успокойся. Я хоть и панк, но не идиот. Понимаю все.

– А как нужную комнату нашел?

– Ну, сектор ты сказал. Бежал, пока не услышал возню впереди. А нужную дверь оказалось легко найти – открыто было.

Панк продолжал возиться возле отца, а я присел на койку, приваливаясь боком к стене. Только сейчас я понял, что ужасно устал. Как только моя голова прислонилась к обшарпанной стене, она наполнилась свинцом, а тело загудело. Я почувствовал, как сон накрывает меня, но беспокойство и паника не давали мне провалиться в сладкое царство Морфея.

– Ты всегда с собой лекарства носишь?

– Нет.

– А как тогда…

– Слушай, я, это, сообразительный. Ты весь так за отца перепугался, что я, это, подумал, что он у тебя болезненный. Вот и схватил разные таблетки. Первую помощь от всего, так сказать, – пояснил панк.

– Как он? – устало, спросил я.

– Жить будет. Самое плохое уже позади. Но если сейчас я не поставлю ему лекарство, ничем хорошим это не закончится.

– Ты спасешь его?

– Да. Не умрет он.

Я кивнул, скорее самому себе. Почему-то после его слов, мне сразу полегчало. Тяжесть постепенно начала отступать, перво-наперво освобождая голову. Я чуть расслабился, удобнее устраиваясь и закрывая глаза.

Проснулся я из-за шума. Сквозь пелену еще не растворившегося сна, я увидел, что пол был мокрый и на нем валялись осколки стекла. Возле небольшой лужи сидел Данила, и его трепал по плечу мой отец, свесившись с кушетки.

– Успокойтесь, сердечко снова не выдержит, – донеслись до меня слова панка, прозвучавшие почему-то с ядовитой интонацией.

– Змеюка, присосался к моему сыну, да? Чего тебе надо?

Тут только до меня стало доходить, что что-то не так. Я встрепенулся, напрягая зрение. Мой отец вовсе не трепал дружески Данилу по плечу. Он держал его за шею, а в другой руке у него был нож, который он направлял на панка. Вот тут я окончательно проснулся, подскакивая на койке.

– Пап, ты чего… – сонно прокряхтел я.

Данила был напряжен, но не было видно, что он был настроен враждебно. Наоборот, он вскинул руки вверх, давая понять, что не хочет никому причинить вреда.

– Что, змеюка, пробралась сюда, в тепленькое место? Чем это ты так одурачил моего сына? Это с тобой он шатался там два дня, в этом аду?

– Я Вам жизнь спас, вообще-то.

– Я не просил тебя. Лучше сдохнуть, чем получить помощь от такой падали, как ты! Что ты сделал с моим сыном? Ты накачал его наркотиками, да? Ты продал его?

Данила усмехнулся, провоцируя тем самым моего отца. Он сильнее сжал руку на горле панка, чуть ли не падая с кровати.

– Пап, отпусти его, – я наконец-то пришел в себя окончательно.

– Ты не в себе, сын! Сиди, где сидишь, или хуже будет!

– Хуже только тебе будет, старик, если шарахаться не прекратишь, – сказал ему Данила.

Отец замахнулся ножом, полоснув панка по лицу.

– Эй, – я дернулся было вперед, но Данила жестом остановил меня, показывая, что все в порядке.

– И что ты будешь делать? Убьешь меня? И что дальше? Ты даже встать с кровати не можешь, как ты будешь убирать труп? Думаешь твой сын, который, возможно, накачан мною психотропными препаратами, долго протянет без дозы? Ты же знаешь, как действуют те препараты. Так вот. Мой труп будет гнить и вонять, придут соседи. Как ты им объяснишь труп парня с Поверхности у себя в комнате? Как ты объяснишь своего сына, явно уже изнутри разлагающегося? Что думаешь вас ждет, убей ты меня?

– Мне все равно, если понадобится – своими руками убью своего отпрыска, пока он еще в своем уме. А потом себя убью. Но тебя – крысу, я с удовольствием придушу. Вы, твари с Поверхности, не заслуживаете жизни. Правильно говорят, нужно сжечь весь «верхний» город, чтобы вы все сгорели в пламени. Тогда может для людей и для этой планеты будет надежда на возрождение, когда вас не станет.

В комнате как будто похолодало. Я начал чувствовать опасность, исходящую от панка.

– Там много детей, знаешь ли. Пытаются выжить.

– Детей? Я так не думаю. Там вообще нет людей. Только чумные крысы. А ты… ты хуже, чем все эти крысы вместе взятые. Твои глаза… глаза дьявола, что уничтожил Землю… самые мерзкие глаза во всей вселенной.

Я мог бы поклясться, что буквально услышал, как треснул воздух.

Не знаю как, но я в одну секунду подскочил к Даниле, обхватывая его сзади и заключая в кольцо из рук. Он успел повалить отца на пол и занести руку для удара. Если бы я не среагировал так быстро, он бы точно отвесил ему сильнейший удар.

Отец же, еще не отошедший от сердечного удара, корчился от боли, хватаясь за грудь рукой.

– Данила, прошу тебя, успокойся, – мне было очень тяжело сдерживать его, он был чертовски силен. И зол.

Панк практически рычал, вырываясь из моей хватки. Отец тяжело дышал, но приходил в себя:

– Что, правда глаза колит? Вот они, вы, как есть – убийцы. Ничтожества. Что, хотел пригреться здесь, внизу? Хотел почувствовать себя человеком, а не крысой?

Эти слова еще больше разозлили Данилу. Он локтями толкнул меня в грудь. Этот удар заставил чуть ослабить хватку, чего вполне хватило для того, чтобы панк вырвался. Я сразу же спохватился, уцепившись за ворот его плаща и потянув на себя, тормозя его движения, одергивая его как кота за шкирку.

Большого, хищного кота.

Панк занес руку для удара, а в следующую секунду чуть ощутимо вздрогнул, отдергивая руку. Брызнула кровь. Мой отец дрожал, выставив вперед руку с окровавленным ножом.