День Суркова - Александр Лебедев Страница 17

Унижение, которое испытал Сурков, не могло сравниться с муками Ада. Плоские шутки Вялого и скупая жалость Доктора могли убить кого угодно, даже однажды умершего. Михалай появился, как и обещал, через семь суток. И хотя Сурков чувствовал себя еще очень плохо, оставаться он не хотел ни на минуту. Вытерев ноги об Вялого и получив из рук Доктора сувенир в виде сухарика, Сурков побрел к лифту. Михалай ничего не спрашивал, и подъем спутники преодолели молча. Сурков напрасно опасался, что ему станет плохо. На верхних уровнях было гораздо просторнее, отчего казалось, будто дышится легче, что, конечно же, являлось иллюзией.

Темнокожая администратор выдала Суркову почти белый бланк и кусочек древесного угля.

— Заполните анкету.

— Цивилизация, — одобрил Сурков.

— Эх, Сурков, — вздохнул Михалай, — вы еще не видели поверхности: там все, как при жизни.

Михалай оставил Суркова в рабочей гостинице или, как назывались при жизни такие места, в общежитии, где должен был пребывать Сурков до суда. Он был обязан находиться только на этой территории, если не занимался в данное время общественно-полезным трудом. Трудовую повинность Сурков нес постоянно под присмотром черта Бешеного. Бешеный оказался блондином и напоминал метиса, но никак не негра. Его манеры и поведение были грубы, что весьма порадовало Суркова. Теперь ему не было необходимости терпеть вежливое обращение Паркера, и он мог спокойно огрызаться на грубость.

Общественно-полезным трудом необходимо было заниматься до тех пор, пока этот самый труд не заканчивался, после чего необходимо было вернуться в рабочую гостиницу и ждать либо вызова в суд, либо вызова на работу. Отдыха в распорядке не было. Грешники объясняли это тем, что наказание было весьма условным. Потребности во сне и пище у души нет, уставать она не могла, и отдыхать ей было незачем. На нижних уровнях отдых от наказаний практиковали с единственной целью, чтобы грешники не забывали разницу между наказанием и его отсутствием.

Работа была несложной. Однажды с рельсов сошел поезд, и Сурков разбирал образовавшийся завал. Ему часто поручали курьерскую работу: доставку исполнительных листов и повесток в суд. Дважды он переплетал документы, трижды его ставили в местах провалов, чтобы он указывал чертям дорогу. Он убирал разлитое масло при прорыве маслопровода, разгружал стекловату и затачивал чертям трезубцы. Смерть шла своим чередом, и не было в ней ничего необычного. Когда в очередной раз Сурков пришел на работу в суд, то выяснилось, что более расторопный грешник уже повез повестки и исполнительные листы. Сурков некоторое время подождал, но поручений не находилось.

— Возвращайтесь к себе, — сказала пожилая грешница, которая обычно озадачивала Суркова.

— А может, вам компьютер отремонтировать? Я ведь при жизни был программистом.

Грешница долго хлопала ресницами, не понимая, почему от нее скрыли такой важный факт.

— Идемте, — она завела Суркова в секретарскую, где стоял персональный компьютер.

Сурков видел персоналку при жизни и даже занимался с ней после работы, пока ему это не запретили.

— Не загружается, — объявила грешница.

— Ладно, разберемся, — пообещал Сурков и принялся осматривать корпус.

Компьютер оказался очень похож на земной, с той лишь разницей, что находился в ужасном состоянии: был покрыт угольной пылью, а клавиатуру буквально измылили шаловливые пальцы.

На уровне, где пребывал Сурков, имелось электричество. Не везде и не всегда, но в секретарской розетка нашлась, и, воткнув в нее вилку, Сурков попытался загрузить систему. По черно-белому экрану побежали цифры, Суркова наполнило волнение и предвкушение чего-то необычного. Но ничего не произошло, компьютер выдал сообщение об ошибке. Обычная ошибка при загрузке системы. Сурков отыскал загрузочную дискету и попытался использовать ее, но от плохого хранения она испортилась. Несколько секторов не хотели читаться. Это делало первоначальную загрузку не реальной, а значит, и исправление ошибки было невозможно.

Суркову очень не хотелось оставлять компьютер неисправным, и он делал все, что мог. Сначала он разобрал дисковод и почистил головку, затем протер дискету уголком спецовки. Подложил под системный блок сухарик, так чтобы тот стоял максимально ровно. К сожалению, эти меры не принесли желаемого эффекта. Компьютер прочитал еще несколько секторов, но загружаться по-прежнему не хотел. Тогда Сурков запустил загрузку в непрерывном режиме. Дискета визжала и могла испортиться совсем, но, к своему удивлению, Сурков увидел, как после трехсот безуспешных попыток компьютер вышел в режим.

— Мастерство пропить нельзя, — довольно сказал Сурков.

Он быстро разобрался с неисправностью системы, установив, что кто-то умудрился отредактировать системный загрузочный файл. Восстановив его по резервной копии, Сурков отформатировал дискету, снова записал на нее системные файлы и убрал в пакет. За этим занятием его и застала грешница, поручившая ремонт. Увидев работающий компьютер, она сказала:

— Надо же, а мы уже собирались им грешников поджаривать.

— Еще поработает, — сказал довольный Сурков.

— Значит, с компьютером вы хорошо знакомы?

— Что значит «хорошо»? Видел. А что, к вам специалисты не попадают?

— Попадают, но все больше на нижние уровни.

— Понимаю, — протянул Сурков, хотя на самом деле не понимал.

— Вы давайте-ка, перебирайтесь к нам поближе, и мы вас загрузим работой на много лет вперед.

— Я не знаю. У меня ведь какое-то распоряжение насчет пребывания.

— Распоряжение суда? Это я улажу. Какой у вас номер?

Сурков назвал номер, который грешница тут же записала.

Последствия проявили себя с невероятной для Ада быстротой. Возбужденный Михалай принес новое распоряжение, где говорилось о том, что грешник Сурков переводится в распоряжение суда до пересмотра дела. Его пребывание отныне должно протекать в гостинице суда.

— Вы понимаете, Сурков, что это значит? — тряс его за плечо Михалай. — Вы будете жить в гостинице рядом с судьями и обслуживающим персоналом, вы будете видеть картины, и, возможно, у вас в номере будет телевизор.

— Цветной? — почему-то спросил Сурков.

— Цветных в Аду не бывает, но это не важно.

— Не важно, — согласился Сурков. — Что же мне делать?