Я – Спартак! Возмездие неизбежно - Валерий Атамашкин Страница 17

Ганник шел в первых рядах. Он держал в обеих руках мечи, как и большинство гладиаторов, в сегодняшней битве пренебрегая щитом. Кельт, как истинный воин, был убежден, что он должен смотреть смерти в глаза. В его взгляде, движениях читалась решимость довести начатое до конца. Ганник не обратил никакого внимания на конницу Рута, вихрем обогнавшую с левого фланга легион галлов и германцев. Сделал вид, что не слышит свое имя, когда я попытался его позвать.

В то же время легионеры, в числе которых были командующие легионами Икрий и Тарк, косились на конницу, явно не понимая, что происходит. Я не стал догонять Каста и окликнул Тарка. Бербер, чьи когорты замыкали шествие, возглавляемое Ганником, замер и с нескрываемым удивлением уставился на меня, будто на статую какого-то святого. Я верхом на жеребце обогнул легион Тарка и перегородил путь первой когорте восставших. Тарк, который наконец узнал меня, воскликнул:

– Хвала богам, Спартак!

– Что ты творишь? Останавливай легион! – выпалил я вместо приветствия.

За моей спиной послышались удивленные, взволнованные голоса повстанцев. Многие, завидев меня, в растерянности опускали щиты и мечи.

– Спартак вернулся!

– Это Спартак!

К нам, спотыкаясь, бежал Икрий. Грек при виде меня бросил свой легион и устремился к застывшему в замешательстве Тарку. Лицо Икрия было перепачкано в крови врага, но я видел в его глазах смятение.

– Спартак? – Он удивленно смотрел на меня.

– Сейчас же поверните назад! – прокричал я.

Я видел, как вздрогнул Тарк от этих слов. Мои слова пришлись ему не по душе, – возможно, он не допускал мысли о том, чтобы повернуть и показать римлянам спину. Я успел достаточно хорошо узнать этого храброго воина и видел, как осунулось лицо бербера. Тарк был отличным полководцем, и сейчас внутри его шла ожесточенная борьба. Икрий выслушал мои слова холодно. Смятение, которое я смог поймать в его глазах сперва, теперь растворилось. Прямо сейчас это был холодный, ничего не выражающий взгляд, лицо не показывало никаких эмоций, поэтому понять, пришлись ли мои слова по душе грозному гладиатору, я не смог.

– Поворачивайте назад! – твердо повторил я, пытаясь найти среди многотысячной толпы легиона бербера центурионов, обычно располагавшихся на правом фланге центурий, манипул и когорт. Услышав мои слова, офицеры должны были разнести приказ по когортам. – Поворачивайте!

Мне приходилось пятиться на своем скакуне, так как легион Тарка продолжал идти вперед. Бербер не торопился перестраивать легион и командовать отступление.

– Если бы ты, мёоезиец, возглавил наше наступление сегодня, мы поставили бы жирную точку в этой войне, – вдруг выпалил Тарк, его глаза зловеще блеснули. – Я не могу знать, как закончится сегодняшний бой, но знаю, что эта война не может больше продолжаться.

– У нас уже нет никаких сил, брат. – Икрий вдохнул воздух полной грудью и гулко выдохнул. – Уступи дорогу или присоединись к нам в этом бою!

Когорты напирали, я отступал, пытаясь подобрать слова, чтобы выиграть время, понимая, что никакие убеждения и слова будут не в силах остановить все это безумие. Однако я начал говорить, осторожно подбирая слова. Рут должен был выступить с минуты на минуту!

– Наша война – война свободы, братья, и если мы проиграем сегодня, то сотни тысяч человек по всей Италии останутся в цепях рабства! Вы хотите этого? – напирал я.

– Просто отойди, Спартак, все кончено, – покачал головой Тарк. – То, о чем мы мечтали в Капуе, так и останется мечтой!

– Отойди с дороги, мёоезиец! – заявил Икрий.

В моих глазах потемнело, на скулах заходили желваки. Рука опустилась на рукоять меча, я приготовился нанести удар, но полководцы вдруг переглянулись. В следующий миг я увидел в их глазах отражение первых ярких вспышек пламени. Из-за моей спины раздались крики и брань. Ветер принес дым и отчетливый запах гари. Кавалеристы вплотную приблизились к земляному валу и принялись метать зажженные пилумы в стену римских фортификационных укреплений. Огонь нехотя, медленно, даже брезгливо, не желая браться за влажное дерево, перекидывался на деревянную стену. Жуткий ветер, бушевавший всю сегодняшнюю ночь напролет, выступил в роли кузнечного горна, раздувая пламя из малейшей искры. Загорелась первая вышка. Ветер разносил пламя, и очень скоро вспыхнули палатки легионеров. По ту сторону стены поднялись столбы черного дыма. Воздух наполнился копотью. Горела кожа и шерсть.

Сквозь язычки бушующего в лагере пламени я увидел римский легион. Часть солдат из пожарной когорты бросилась тушить пожар, не понимая, что происходит, не видя врага под своими стенами. Следом появился второй римский легион. За ним третий. Римляне собирали силы в кулак. Очень скоро дым закрыл всяческий обзор. За сплошной пеленой дыма и огня я не видел, сколько солдат врага собралось в лагере. Пламя предоставляло нам шанс избежать боя. Горящая стена обдавала жаром, огонь сдерживал любой порыв.

– Спартак… – Тарк попытался что-то сказать, но я резко пресек его.

– Поворачивайте, – теряя терпение, повторил я. – Не сейчас!

В глазах бербера застыл вопрос, который так и остался не задан, – я, наконец, схватился за рукоять меча. Послышались крики центурионов, недовольный ропот гладиаторов, но шеренги и когорты нехотя начали перестроение. Тарк бросил последний взгляд на пылающий римский лагерь и вместе со своим легионом зашагал прочь, подгоняя центурионов отборной бранью. Начал отступление Икрий. Грек с опаской косился в спины легионеров Ганника. Недовольно загудела когорта галлов, их поддержали кельты и германцы. Легионеры принялись бить мечами о щиты, выказывая свое недовольство. Восставшие, готовые отдать жизнь в последней битве этой кровавой войны, не хотели отступать, но путь к римлянам им перегородила непроходимая огненная стена.

В четверти лиги от римского лагеря отступали гражданские. Женщины, дети и старики, число которых по ходу восстания постоянно росло и вскоре приблизилось к отметке в несколько тысяч человек, тащили с собой фашины, которыми я приказал забросать ров.

Наконец остановил свой легион Ганник. Гладиаторы резервных когорт озадаченно наблюдали за отступлением легионов Икрия и Тарка. Послышался ропот в рядах солдат. Ганник, бледный как полотно, стоял в двух перчах от пылающей пламенем стены, но не решался подойти ближе, чувствуя жар огня, пожирающего древесину. Рукоять меча убийственно медленно легла в ладонь кельта. Пальцы сжались, рука побелела. Он проводил взглядом Рута, который вместе со своими кавалеристами удалялся от стены прочь. Дело гопломаха было сделано. Ликтор выполнил приказ от и до. Губы Ганника скривились, он выдавил какое-то ругательство на кельтском, а в следующий миг я поймал его взгляд на себе. Тяжелый, темный, но все же удивленный.

– Это твоих рук дело, Спартак? – проскрежетал он, вздрогнув от неожиданности при моем виде. – Ты приказал Руту поджечь стену?

Я ничего не ответил. Передо мной стоял ослушавшийся приказа полководец. В мое отсутствие этот человек отвечал за сохранность нашего лагеря. Ганник же пошел на произвол, и наше дело чуть было не лопнуло как мыльный пузырь. Я понимал, что нам предстоит серьезный разговор. Но этот разговор следовало начинать не здесь и не сейчас. Интересно, понимал ли это сам Ганник? Или жажда мести настолько заполонила его разум, что он не отдавал отчета своим поступкам? Кельт долго, с вызовом, смотрел на меня, его ладонь так и осталась лежать на рукояти гладиуса. Дым от пепелища больно резал мои глаза, но, несмотря ни на что, я не отводил взгляд и принял вызов.