Герой не нашего времени. Эпизод 2 - Дмитрий Полковников Страница 17

Оказавшись в кабинете Елизарова, Ненашев побарабанил пальцами по сейфу и взвесил в руке стоявшую рядом канистру. Скептически похмыкал над чемоданом, а потом нагло уселся перед пограничником.

– Думаешь уйти с картотекой? И остальное сжечь?

– А что мне ещё делать, – зло ответил пограничник.

Капитан всё понял, что вызвало раздражение. Он сам себе верил и не верил.

– Да, ты прав. Но лучше бы до выходных в управление отправил. Когда немцы брали города у поляков, особые ребята сразу шерстили архивы их разведки и контрразведки.

– Не учи учёного, – улыбнулся Михаил. – Давай переодевайся быстрее.

– Сейчас.

Превратившись в сержанта с зелёными петлицами, Максим посыпал голову антрацитом и вычесал его на газету. Затем вытер полотенцем щедро намазанные осевым маслом руки. Эх, с новым ароматом и в новое путешествие. Как в рекламе.

– Ну, как?

Елизаров принюхался.

– Настоящий смазчик. Ветошь не забудь в карман положить. Одно разорение от тебя и перевод обмундирования.

Авантюра Елизарову не нравилась. Не верилось в удачную перспективу «налёта» на штаб 42-й стрелковой дивизии.

Панов улыбнулся. Если получится, то на разных исторических или около того форумах ещё интенсивнее начнут искать директиву о приведении войск в боевую готовность. То, что была, и ёжику понятно. Какие доказательства? Да мы все, мамой клянёмся! Даже почти точная дата есть: где-то между 12-м и 18-м числом, но не позднее 19-го. Всех больших начальников предупредили задним устным или иным способом. А они довели её лишь до избранных!

Вот и собрались два ежа, одетые в форму погранвойск, внедрять в жизнь гипотезу конспирологов, тоже действуя по извращённой логике.

Генерал-майор Иван Азаренко закрыл совещание и остался один в кабинете.

Он трижды предлагал вывести свою дивизию из Бреста, но неизменно получал отказ. Не разрешили даже разместить батальоны в летнем лагере рядом с городом: «Не паникуй, тебе дадут время поднять дивизию». И ещё: палатки отпущены не будут.

42-я из боевого соединения потихоньку превращалась в строительную часть. По батальону от полка вечно что-то копали на рубежах обороны рядом с городом.

Начальник штаба армии вроде как его поддерживал, но уходил в тень, когда вопрос ставили конкретно. Азаренко понимал полковника Санталова. Не хочет ссориться. Старый командарм не сошёлся с командующим округом характером и скоро вылетел на Восток, учить китайских товарищей.

Новый командующий армией – метеор карьерного фронта – оставил сослуживцев далеко позади. Коборков три года назад командовал дивизией, а через два – корпусом, а с конца 1940 года – 4-й армией. Командарм привык во всём полагаться на руководство, частенько перезванивая в округ и уточняя правильность своих решений. А ещё всегда педантично исполнял приказы и не терпел никаких возражений [65].

– Товарищ генерал-майор, к вам из Брестского погранотряда капитан Елизаров с каким-то сержантом.

– Вот ещё кого не хватало! Что им надо? – недовольно буркнул генерал.

Пограничники проходят по другому ведомству, но в случае войны подчинятся армии. В военном отношении, считал комдив 42-й, они особой силы не представляют. Но для охраны тыла годились.

– Заместитель начальника отряда по разведке. Просит две минуты.

Ну что же, разведчика следовало выслушать. Что-то особое, если решил доложить лично, действуя через голову своих и его начальников.

– Пусть войдут.

Сержанта пытались было не пустить, но пристёгнутый к его руке портфель с важными документами, которые ни на секунду нельзя оставить без присмотра, заставил дежурного отступить.

Панов знал, к кому обращаться [66].

Азаренко воевал против Франко, год комендантствовал в Карельском УРе, а свою дивизию формировал лично из подчинённых пулемётно-артиллерийских батальонов.

Но насчёт характера генерала Саша не обольщался. Настоящий казак, взрывной, импульсивный, жестокий, храбрый настолько, что чёрт не страшен. Четыре Георгиевских креста за два года боёв с кайзером, два ордена Красного Знамени. Один – за Гражданскую войну, второй – за бои против финнов.

И какого хрена его в 1944-м понесло наводить ту проклятую пушку?! Адреналина в жизни не хватало? И так было всё: расстрельный приговор, тяжёлые раны, контузии. Что он тогда хотел доказать? Неужели из-за того, что перед строем отрёкся от него родной сын, говоря казённые слова про изменников, «врагов народа»?

Говорить с ним тяжелее, чем с Михаилом. Тут надо без намёков, в лоб. Надо жёстко дать информацию, но не перегнуть и не навредить. Комбат решил играть на самолюбии. Пусть у генерала на висках и седина, но она Панову в тридцать три не мешала злиться на себя по делу. Он надеялся, что опыт войны с финнами Азаренко чему-то научил.

Елизаров замысел не одобрял. А если бы знал, что генерал и его лучший командир полка Казанцев находятся в оперативной разработке 3-го отдела как «распространители пораженческих настроений», то послал бы Ненашева к чёртовой матери далеко и надолго.

К удивлению Азаренко, первым начал сержант. По-немецки, а Елизаров принялся переводить.

– Товарищ генерал, точно ли идут у вас часы полковника Хуана Модесты?

Михаил вспомнил, как красиво барабанил пальцами по ножу капитан. «По-испански», значит. Вот где, оказывается, твой «консервный завод»! И по годам всё сходится! Ну-ну!

Азаренко изумлённо привстал, пристально глядя в глаза сержанта. Нет, он его не знает, видит в первый раз. Провокатор? И чем же таким знакомым от него пахнет?

– Он просит показать часы.

– Это невозможно, они находятся в Москве.

– Тогда он хочет услышать подробное описание, или мы уйдём.

Азаренко усмехнулся. Ага, щас!

Стоит ему поднять трубку, и на ребят из НКВД сразу найдётся управа из особого отдела дивизии, подчинённого ему. Максим улыбнулся в ответ, открыл портфель и показал генералу содержимое – толовые шашки, а сверху граната с очень характерной длинной ручкой.

Он знал, что Модеста выжил. Упёртый испанец, не зря они тогда так сошлись друг с другом. Но действия Максима – чистая и просчитанная импровизация. Для пущего драматизма Панов принялся себя накачивать, желая впасть в контролируемую истерику.

Жить с мыслью, что ничего нельзя изменить, невыносимо! Все его поступки тогда бессмысленны! Даже малую часть истории никогда не изменить. Его лишили всего – семьи, друзей! Что он здесь забыл? Вот и причина – наконец увидеть, что там, за кромкой. Будущее он и так знает! Батальон и без него придержит на пару часов немцев у границы. Если время не имеет обратного хода, то пусть безвозвратно остановится! Лицо его скривилось. Так-так, а ну, Саша, приостановись!