Русские ушли - Светлана Прокопчик Страница 17

Из-за ширмы послышался приглушенный диалог. Элла доигрывала до конца, а потому, якобы обессиленная оргазмом, обходилась шепотом. Сандерс что-то пробормотал, после чего опять раздалось его сопение. В том же неторопливом ритме. Элла возмутилась. Сандерс не ответил. Майкл позлорадствовал: так ей и надо. Плевать Сандерсу на ее оргазмы, хоть настоящие, хоть притворные. Ему главное — самому кончить. А до этого еще ох как далеко!

Не выдержал, встал. Отклеил от спины простыню. Почесываясь, оглянулся на ширму. Стоя, он не только слышал, но и видел парочку. Облитая лунным светом задница Сандерса мерно поднималась и опускалась, по спине к плечам бежали волны мышечных сокращений. А из-под его тяжелого тела в разные стороны торчали белесые, похожие на толстых червей ноги Эллы, безвольно подрагивая в такт фрикциям. «Противные ноги, — в который уже раз подумал Майкл. — Совершенно непонятно, как Сандерс может ее трахать, с такими-то ногами».

Зрелище усыпляло. Элла не шевелилась, Сандерс работал задницей, словно исправная машина. А в окрестностях царила тишина. Чуть ниже виднелись плоские крыши таких же бараков, и Майкл подумал — а там-то какая вонища! В низине всегда скапливается вся дрянь. Это им еще повезло, что Сандерс водил знакомство с Борисом, а не с каким-нибудь другим художником. Хотя… Майкл запамятовал, кишечные газы легче или тяжелее воздуха.

Наверное, только такие придурки могли поселиться за городом, в пустыне, где вода отсутствовала в принципе. Вода, растения, животные — ничего этого тут не было. Только белые бараки дерьмовых художников, песок и поверхностные выходы местного минерала, легко расщеплявшегося на тонкие, как бумага, полупрозрачные слои. Потому и назвали его слояником. В промышленных целях он на фиг никому не был нужен, а дерьмовые художники рисовали на нем свои произведения. Некоторые умельцы ухитрялись откалывать большие куски, годившиеся даже для батальных полотен. Остальные склеивали куски все тем же неизбежным дерьмом, добиваясь эффекта аппликации. А потом все это безобразие запаивали в герметичные стеклянные футляры, — чтобы не попортить влагой, — и оптом сдавали загадочному заказчику. Платил тот мало, зато брал все подряд.

С другой стороны, рассуждал Майкл, а куда им деваться? Кто бы позволил этому рассаднику вони находиться в черте курортного города, где сплошь цивилизация и брезгливые богатеи? Вот именно, что никто. Только в такое непригодное для жизни место их и должны были загнать местные власти. Между прочим, тем самым и создавшие идеальные условия для контрабандистов.

Присутствие контряков Майкл вычислил сразу — как только Борис предложил курнуть травки. Травка здесь была общепринятым средством для расслабления после трудового дня. Наверное, если бы Майкл не знал, что на Ста Харях ее разрешалось употреблять только в заведениях особого типа, ничего бы не заподозрил. Но он знал. И невинным тоном уточнил — а насколько она тут дорогая? Услышав ответ, все понял: по таким ценам ее можно взять только у «оптового поставщика». И вовсе не у лицензированного распространителя.

Ничего удивительного. Художникам нужны деньги на содержание колонии, потому что их творения могут потерять спрос. По самым оптимистичным подсчетам, выручаемых сумм должно было едва-едва хватать на аренду земли и минимальный набор продуктов. А еще вода, еще электричество, да мало ли какие потребности могут возникнуть? Словом, этим ребятам выгодно прятать в своих бараках контрабандный товар. Ну, а контрякам очень хочется иметь крепкую базу на курортной планете. Вот они и договорились.

А Майклу нужно было на Землю. Он верил, что истина сама собой восстановится, стоит ему встретиться с семьей — лицом к лицу. Глупо? Но на Земле по любому лучше, чем на Ста Харях. И Сандерс тоже рвался на Землю — чтоб доказать права на наследство, пока Грейс не умерла и денежки не уплыли к дальней родне. Легальный рейс исключался по определению, и тогда Майкл, не особо надеясь на успех, завел осторожный разговор с Борисом — а не возьмут ли контряки «живой груз» до Земли? Борис к намекам отнесся легко, обещал закинуть удочки, как только выберется в город.

Господи, тоска-то какая! Впору завыть. Третью неделю он сидит по шею в этой вонючей выгребной яме, где нет копов, но нет и тиви, а всех развлечений — травки покурить да поглазеть, как Сандерс домогается Эллы. Майкл зверел, чувствуя, что тупеет с каждым днем. Пока их гоняли с лежки на лежку, было какое-то напряжение, было чувство опасности, подстегивавшее мозги и горячившее кровь. А здесь — полный отстой. В прямом и в переносном смыслах.

Майкл тяжело вздохнул, откинул люк и полез в дом. Ему хотелось хотя бы попить.

На пути в кухню миновал мастерскую. Электричество здесь экономили едва ли не строже, чем воду, поэтому хотя бы подобие шторок или жалюзи отсутство-рало: работа начиналась с восходом и заканчивалась с закатом. Лампочек и в проекте не задумывалось. Все естественное, черт подери, все только естественное! Материалы естественные — что может быть натуральнее дерьма? — подложки естественные, для них шли сколы слояника. Освещение тоже, естественное. Дети природы. Д-дерьмо, выругался про себя Майкл, едва не опрокинув накопитель — высокий горшок с крышкой. Сейчас бы весь вымазался, а где взять воду, чтоб отмыться?!

Добрался до кухни. Здесь лампочка была, Майкл Точно знал — ужинали они обычно уже после заката и не в темноте. Ощупав все стены, нашел выключатель. Каменный век — ни вам голосового управления, ни сенсоров. Да они тут никому и не нужны. Люди живут просто.

В баке гулко плескалось на самом дне. А воду завозят не раньше полудня — прибывает старая цистерна, все художники собираются вокруг нее с ведрами и баками. Заодно и сплетничают. В остальное-то время сидят по баракам. Им тут не до праздности — платят регулярно, но мало. Контряки сегодня есть, завтра нет, особой стабильности от них не дождешься. Значит, надо больше работать.

Майкл нацедил полстакана. Задумчиво погонял теплую воду во рту. Собрался проглотить, когда сквозняк донес до него волну смрада. Майкла затошнило, показалось, что дерьмом воняют собственные нечищеные зубы, и вообще непонятно, чем его тут кормят — может, у них принято безотходное производство? Все, что не переварилось с первого захода, подвергается кулинарной обработке сызнова?

Драгоценную воду пришлось сплюнуть. Остатки Майкл допил залпом, задержав дыхание. Потом все-таки понюхал пустой стакан. Слава богу, ничем оттуда не пахло, кроме приятной сырости. Сунул два пальца, выскреб стенки, протер лицо. Пальцы стали липкими, зато кожа посвежела.

На крыше вдруг завопили так звонко, что Майкл присел. Теоретически он представлял, что там произошло, но жалости не испытывал: сама виновата, нефига давать кому попало. Вопль скоро перещел в подвывания и непритворные всхлипы, разносившиеся по всей колонии.

Через несколько минут рыдания прекратились. Или же стихли настолько, что Майкл их не слышал. «Ну вот, — подумал он, — минут через пятнадцать можно еще разок попробовать заснуть». И тут же над головой оглушительно грохнуло. Майкл выронил стакан. Хорошо, тот не стеклянный был.

За грохотом последовала ругань. Ага, понял Майкл, Сандерс наступил на горшок, а тот металлический и звуки порождает громкие. Борис не разрешал справлять нужду как попало — это ж ценное художественное сырье! Потому уринация производилась в один сосуд, дефекация — в другой. Причем гостям были выданы персональные комплекты: у каждого человека, как объяснил Борис, испражнения особенного, только ему присущего оттенка. Не надо смешивать. В общем, с дерьмом в колонии было строго. Интересно, какой именно горшок своротил Сандерс? Воды-то, ха-ха, нету!