Хозяин - Василий Коростелев Страница 17

Петрович выдохся и, махнув второй стакан первача, свалился с лавки…

Пока фельдшер рассказывал, горница постепенно заполнялась людьми.

Стояли местные мужики, семья Ефимыча в полном составе. Митька прихромал, и я ему только кивнул, когда он зашел во время рассказа.

– Что будем делать, мужики? – Ефимыч растерянно-виноватым взглядом обвел всех собравшихся и остановился на мне – ну я так я, отвечу.

– Дожидаться здесь не резон. Они сейчас только плоты подготовили, значит, мы сейчас перекусим, соберемся и к вечеру пойдем к реке, все равно они приплывут только ночью, а на рассвете будут планировать атаку на хутор. Нам надо успеть выбрать позицию и не дать им высадится на берег, поэтому пройдем чуть вверх по течению, мало ли высадятся раньше времени, там засаду и устроим.

Вроде все правильно сказал, никто не возражал. Ефимыч только что-то долго соображает, вон как набычился, кажется, даже слышно, как мозги скрипят, и наконец разродился:

– Ну что столпились, сказано собираться, мне что, вас учить нужно? На месте детали обсудим, чтоб все через полтора часа у общинной избы собрались, да у кого часов нет, пускай поглядывает на улицу. Не опаздывать! – Последнюю фразу аж прокричал. – А ты, Митька, останься, – сказал он моему приятелю, – потолкуй с другом, все равно тебе на хуторе сидеть, пешком не дойдешь, а лошадей брать не будем, да и мне спокойней будет, а то в селении одни бабы остаются.

* * *

Смеркалось, сижу я, значит, у речки в засаде самым первым номером, все остальные дальше вниз по течению распределились. Почему первым? А просто мне этот бой начинать, я у Митьки последние наши две бомбы отобрал, ну помните, те – добытые у купца в бывшем Совхозе? Наши мужики расположились дальше цепочкой, метрах в двадцати от меня, чтоб осколками с реки не достало, я же спрятался за обгорелым пеньком метровой толщины. Лежу себе, сам укрылся накидкой (дождь идет), и бомбы с пулеметом от сырости берегу под пленкой. Задумался о своих личных проблемах. Так нам с Настей поговорить даже не случилось, вот судьба, невеста, можно сказать почти жена, – есть, а поговорить некогда, не говоря о чем либо другом. Нет, я понимаю, общественный долг, но уж очень хочется… Ну, то – другое… И так я лежал, думал о приснившемся доме, Насте и тут чуть не прозевал появление плотов. Уж очень бесшумно плыли, даже я, старый охотник, уловил только по всплеску шеста неосторожно опущенного в воду.

В темноте я вижу хорошо, поэтому, когда подплыли, я разглядел детали. Все рейдеры сгрудились на трех плотах, от начала первого плота до конца последнего было метров пятьдесят, так что я бросил бомбу, когда хвост последнего плота миновал меня, целил во второй плот, а затем поразил последний. Вместе с взрывами бомб сразу загрохотали выстрелы, ну и я свой ПК обнажил, дал несколько очередей, а дальше переместил позицию поближе к ребятам. Очереди долбили по плотам и воде так, что казалось: и без того неслабый дождь решил вылить всю свою воду именно в реку.

Ефимыч поджег факел (как уж умудрился) и бросил его на плот, но я и так уже видел – здоровых там не осталось, правда четверо рейдеров плыли к противоположному берегу. Ну, это мы сейчас исправим, и я добавил пару очередей в сторону водоплавающих, которые превратились в водотонущих, э, нет, ошибся, вон еще один выгребает. «Вот теперь порядок», – подумал я, когда очередь скосила последнего, уже выбирающегося на берег рейдера.

Возвращались на хутор под утро, усталые, перемазанные грязью, я нес ПК, перекинув его через плечо, как крестьянин мотыгу. В общем, настроение было приличное, только отмыться хотелось, да и выспаться по-человечески не мешало. А вот Ефимыч выглядел неважно, дело не в усталости и напряжении последних дней, чем-то он был подавлен, но не лезть же в душу? Придем, отдохнем, выпьем малость, глядишь, отойдет, поделится сокровенным.

С пригорка уже был виден хутор, оттуда слышались звуки обычной сельской жизни, горланили петухи, встречая рассвет, обиженно мычала чья-то корова…

– О, моя голос подает, – сказал Петро, высокий, черный как грач мужик, с лукавыми карими глазами. – Это она завсегда после дойки песни поет, жаль последний отел в этом году был, бычка по весне пришлось кончить…

– Это почему?

– Да, понимаешь, повел сын корову на случку…

– А что, сам не мог?

– Мог и сам, но бык все же лучше, – обстоятельно ответил Петр и продолжал:

– Коровенка у меня неказистая, а бык здоровый детина, как забрался на нее, и ну свое дело справлять. Сын с пастухом стоят, наблюдают за процессом, вроде бык свое дело исполнил, пора разводить, а он вошел в раж и еще, и еще, тут у коровенки ноги и подломились, ну сынок и кинулся спасать кормилицу, хлыстом быка по заднице охаживать. Бык соскочил с животины, и на сына, глаза налитые, малец споткнулся, но все ж успел откатиться в сторону, а бык уже опять разворачивается, пришлось Федору (пастуху) его пристрелить. Благо, что ружье всегда заряжено, волчишек пугает. Так и не знаем, кто коровенок в этом лете крыть будет, – горестно закончил свое повествование Петр, сворачивая к своей хате.

В доме у Ефимыча во всю готовились к встрече мужчин. Раскрасневшаяся Настена как раз вынимала чугунок с кипятком из печи: мало ли раненые будут, так инструмент в кипятке ошпарить. Жена Ефимыча колдовала над тестом, а пришедший в себя Петрович сразу спросил насчет раненых и, узнав, что осколком бомбы несерьезно зацепило только Егорку Огородника, сразу отправился к нему на хату, недовольно ворча под нос, что он сам знает, кого серьезно, а кого нет.

Я же, примостившись в углу, молча, любовался Настей, ее живым гибким телом, точными, без суеты, движениями рук.

Заметив мое внимание, она остановилась посреди комнаты, поправила светлую прядь волос и, открыто взглянув на меня, слегка покраснела.

– Мы баню натопили, – сказала она, – а то вы все уже грязью заросли в делах и заботах, – сообщила Настена, несмело улыбаясь. – Я тебе рубашку и исподнее приготовила, а, пока мыться будете, я и штаны постираю…

Милая девочка, всегда о такой заботливой мечтал.

– Ну, Настена, охмурила мужичка, – делано улыбаясь, произнес вошедший в горницу Ефимыч. – Хватит вам любезничать, пора в баню, а потом за стол…

Парились вчетвером – староста, я, Митька и ближайший сосед Петро. Сначала я веничком помахал над Ефимычем, потом он меня разложил на полоке и показал такой класс владения веником, что я еле слез оттуда и, шатаясь, побрел в предбанник. Митька выскочил за мной и присел рядом с Петром.

– Эх, счас бы в холодный, чистый пруд окунуться, – мечтательно произнес Митяй.

– Так в чем же дело? Вон, за баней, – делано недоуменно сказал Петр.

Митька нагишом выскочил на улицу и через минуту вернулся смущенно красный.

– Ты чего? – спросил я. Петр откровенно ржал.

– Да там болото с отстойником, чуть не нырнул…

Ребята пошли париться по второму разу, а в предбанник вышел Ефимыч: