H2O - Яна Дубинянская Страница 17

Лыжи скользили легко, почти не зарываясь в рыхлый снег. Видимости хватало на узкую полоску сизого моря, растворяющуюся в мутной белизне. Пожалуй, лыжню стоит прокладывать подальше от обрыва, подумал Олег, беря немного вправо. До ограды санатория — и…

И, видимо, обратно. Не перелезать же через решетку на лыжах. Тем более что Ильма, скорее всего, сидит у себя в номере. Скорее всего, у окна. Локти на подоконнике, лоб к стеклу: наклонная линия, как у сосен. Смотрит на снег.

Началась сосновая мелочь, некоторые деревца замело почти по верхушки, трогательно торчащие из снега, словно хохолки озябших птиц. Олег пошел медленнее, в белой молочной мути запросто въехать лыжей в ствол. А на своих ногах отсюда уже не очень-то и выберешься…

Или разворачиваться, не дожидаясь решетки?

— Олег! — донеслось звенящее, птичье. Совсем близко, на за занавеса метели. — Ты здесь?

Заспешив, проехал еще пару метров, и она проявилась, как на старой фотографии — тонкая фигурка по ту сторону решетки, постепенно обретающая детали: опушка шапочки, улыбка, глаза. Надо же, как повезло встретиться. Несколько шагов или минут туда-сюда — и разминулись бы. Почему она вообще гуляет по территории в такую погоду?

— Ильма, — попробовал начать строго.

— Иди туда, — она махнула тонкой рукой вдоль ограды. — Там калитка.

Олег послушно развернулся, оставляя на снегу хризантему, тут же смягченную новым снегом. Ильма шла рядом, по другую сторону решетки, и ее следы казались не глубже лыжни, они сглаживались быстрее, чем набиралась цепочка больше четырех-пяти узких отпечатков.

Всему бывает будничное объяснение, думал Олег; наверное, и таким вот мимолетным следам на рыхлом снегу по колено. Только сейчас не хотелось его искать. Просто не хотелось.

— Вот, — сказала Ильма. — Проходи.

Но ему пришлось немало попыхтеть, прежде чем калитка, неотличимая от остальной ограды, сдвинулась с места, пропарывая толстенный снежный слой, и образовалась достаточная щель, чтобы он мог в нее протиснуться. Ильма стояла чуть в стороне и смотрела; почему-то не покидало ощущение, будто она при желании сдвинула бы эту махину одним пальчиком, затянутым в перчатку. Что, конечно, тоже можно было бы как-то объяснить.

— Пойдем в беседку? — спросил он.

Ильма кивнула. И что сейчас делать в беседке? — запоздало подумал Олег. Хотя, если разобраться, что я вообще здесь делаю?.. А ведь она точно знала: я приду. Она ждала меня там, у ограды. И в прошлый раз, когда пошел снег, она тоже меня ждала… а в общем-то, какая разница?

— Любишь гулять под снегом?

— Под снегом? — серьезно переспросила Ильма; глянула под ноги. — Я никогда не пробовала. Его пока еще не так много.

— Ну, я не совсем то имел в виду.

— Ты непонятный, — сказала она.

Я-то как раз понятный, усмехнулся Олег. То ли дело она сама, странная девочка, о которой я знаю только ее имя и не хочу узнавать ничего больше. Которую вижу второй раз в жизни — не считая наклонной фигурки из окна — и не могу в это поверить.

Беседку замело наискосок: с подветренной стороны огромный сугроб высотой до парапета, занимающий половину внутреннего пространства, — а с противоположной снега не было совсем, только тоненькие полоски в щелях между досками пола. Ильма вошла, оставляя на дереве белые отпечатки — узкая лодочка и пятнышко каблучка. Олег отстегнул лыжи и вошел следом. Сверху беседка продувалась точно так же, как и открытое пространство, но ниже пояса было безветрено и тихо — странное ощущение, словно тебя разделили пополам.

— Ты давно здесь живешь? — спросил он. Не потому что хотел получить ответ. Просто чтобы она сказала что-нибудь.

— Давно. То есть нет. Не помню. Это неинтересно.

Моря почти не было видно. Справа и слева нависали под углом огромные стволы сосен, уходящие в белую мглу.

— Они когда-нибудь полетят, — сказала Ильма.

— Почему ты так думаешь?

— Они приготовились.

Встала лицом к парапету посередине беседки, на границе снега. Наклонилась вперед, как всегда, как сосны.

— Тоже готовишься полететь?

— Нет, — она не обернулась. — Людям нельзя. Это неправильно, но так есть, и я должна. С некоторыми неправильными вещами приходится соглашаться.

— Это точно. А деревьям разве можно?

— Но они же не люди.

Олег подошел ближе, встал рядом с ней и тоже подался вперед. Ее профиль вился тонкой линией между опушкой шапочки и поднятым воротником шубки. Совсем маленьким кусочек лица с голубоватым изгибом века и темной черточкой ресницы. Едва достает мне до плеча — а издали кажется высокой. Так странно говорит. Так удивительно ложится на мою жизнь — не элемент, не кусочек, не паззл, а что-то вроде оттеночного фильтра в графической программе, вуали, наброшенной на картину. Хорошо, что я здесь.

— Хочешь спрятать ветер? — спросила Ильма. — Смотри.

И присела на корточки — словно сложилась, уменьшилась одним мимолетным движением. Олег улыбнулся и присел тоже. Ветер действительно исчез. Остались только падающие сверху снежинки, медленные, кружащиеся.

— И часто ты его прячешь?

— Да. Я люблю ветер, но он надоедает.

Получается, когда я не вижу ее в окно, это еще ни о чем не говорит, подумал Олег. Она может все равно быть здесь, уменьшенная, невидимая. Теперь у меня есть право представлять, будто она здесь всегда. Постоянный, неснимаемый жизненный фильтр.

— И еще неудобно, если книга, — добавила Ильма. — Перелистывает страницы, и потом трудно найти.

— Ты читаешь книги?

Удивленно раскрыла глаза:

— Конечно.

— Бумажные книги? Где ты их берешь?

Пожала плечами:

— Не знаю. Они есть.

— В санатории?

Она не ответила — без малейшей тяжести в воздухе, словно не отвечать на прямой вопрос было так же логично и естественно, как и ответить. Сидела на корточках, свесив с колен руки в перчатках, слишком тонких на вид для такого холода и снега. Ей пора домой, то есть в номер, в палату, или где она там живет. Не позволять же ребенку простудиться только потому, что мне с ней так хорошо.

Поднялся навстречу метели; поборол малодушное желание снова сесть, спрятаться, свернуться в комочек. Протянул руку Ильме:

— Пошли, я тебя провожу.

Вскинула темные глаза:

— Зачем?

— Как зачем? Ты совсем замерзнешь.

— Да, — она встала тем же мгновенным движением. — Людям нужно тепло, я помню. Но зачем — чтобы ты провожал?

Тоже правда, признал Олег. Со своей странной логикой, детской спонтанностью и сумбуром, она почему-то все время оказывается права. Сколько я ее знаю.