Огненный бассейн - Джон Кристофер Страница 17

— Если я разговаривал… Я мог сказать что-нибудь о Белых горах.

Бинпол пожал плечами.

— Если даже так, они приняли это за бред. Они ничего не подозревают, считают, что мы убежали из дома, вы двое — из земли за морем. Генри взял у тебя карту. Мы ее спрятали.

Я напряженно думал.

— Тогда вы вдвоем должны бежать, пока это возможно.

— Нет. Потребуется несколько недель, чтобы ты был способен продолжать путь.

— Но вы можете уйти. Я пойду за вами, когда буду в состоянии. Карту я помню хорошо.

Генри обратился к Бинполу:

— Может, это и не так плохо.

Бинпол возразил:

— Нет. Если мы уйдем вдвоем, оставив его, они удивятся. Начнут нас искать. У них есть лошади, и они любят охоту. Поохотятся на нас после оленей и лис.

— Что же ты предлагаешь? — спросил Генри. Я видел, что Бинпол не убедил его. — Если мы останемся, на нас наденут шапки.

— Поэтому-то пока и лучше остаться, — был ответ Бинпола. — Я разговаривал с рабочими и парнями. Через несколько недель будет турнир.

— Турнир?

— Он происходит дважды в году: весной и летом. Пиры, игры, соревнования и борьба рыцарей. Турнир продолжается пять дней, но потом — день надевания шапок.

— И если мы тогда еще будем здесь… — проговорил Генри.

— На нас наденут шапки. Верно. Но нам не обязательно быть здесь. Ты к тому времени окрепнешь, Уилл. А во время турнира всегда большая суматоха. Мы уйдем, а нас целый день, а может, два-три никто не хватится. К тому же у них будет интересное занятие в замке, и им не захочется нас искать.

— Значит, до того времени, ты считаешь, нам ничего не нужно делать? — спросил Генри.

— Это разумно.

Я видел, что это так. Это также освобождало меня от перспективы, о которой я думал с ужасом, — от перспективы остаться одному. Я сказал, стараясь, чтобы голос мой не дрожал:

— Решайте вы вдвоем.

Генри неохотно сказал:

— Наверно, так и вправду будет лучше.

Время от времени мальчики приходили ко мне, но чаще я видел графиню и Элоизу. А изредка заглядывал и граф. Это был большого роста, некрасивый человек, прославившийся своим мужеством в турнирах и на охоте.

Однажды, лишившись лошади, он встретился лицом к лицу с огромным диким кабаном и убил его кинжалом.

Со мной он держался неловко, но дружелюбно, отпуская нехитрые шутки, над которыми сам же громогласно хохотал. Он плохо говорил по-английски, поэтому часто я его не понимал: знание языков считалось делом женщин.

Я до этого мало знал о дворянстве. В Вертоне люди из имения держались в стороне от сельчан. Теперь я узнал их ближе и, лежа в постели, имел время подумать о них, особенно об их отношении к треножникам. В этом, как и предположил Бин-пол, они не отличались от других людей. Возьмем, например, их терпимость к побегам мальчиков из дома. Они относились к этому по-другому, чем селяне и здесь, и у нас в Вертоне, но это потому, что у них другой образ жизни. И капитаны в Рамни прекрасно понимали это. Для дворянства было естественно, что женщины должны быть прекрасны и образованны, а мужчины храбры. Войн не было, как некогда, но были другие возможности продемонстрировать свою храбрость. И мальчишка, пусть даже не благородный, который убежал от обычной жизни, по их мнению, поступил храбро.

И самое плохое, что вся эта храбрость и вся эта галантность — все напрасно. Потому что они принимали шапки и стремились к ним даже больше, чем их подданные. Это было обязательно для превращения мальчика в рыцаря, а девушки — в леди. Думая об этом, я понимал, как хорошие черты характера могут стать бесполезными. Какой смысл в храбрости без свободного разума, управляющего ею?

Элоиза учила меня говорить на их языке. Это оказалось легче, чем я ожидал: в нашем распоряжении было много времени, а она была терпеливым учителем. Труднее всего мне давалось произношение — приходилось произносить звуки в нос, и я иногда отчаивался. Настоящее имя Бинпола, как я узнал, было Жан-Поль, но даже эти простые звуки я произносил с трудом.

Через несколько дней мне позволили вставать. Старая моя одежда исчезла, и мне дали новую. Все оказалось из гораздо лучшего материала и более яркое, чем я привык: брюки были кремового цвета, а рубашка в первый день ярко-красная. К моему удивлению, их каждый вечер отправляли в стирку и заменяли новыми.

Мы с Элоизой ходили по комнатам и двору замка. Дома я не общался с девочками и чувствовал себя неловко, когда не мог избежать их общества, но с ней у меня не было и следа застенчивости. По-английски она, как и ее мать, говорила очень хорошо, но вскоре стала настаивать, чтобы я с ней говорил на ее языке. Благодаря этому моя речь быстро совершенствовалась.

Предполагалось, что я еще недостаточно выздоровел, чтобы присоединиться к другим мальчикам. Если бы я настаивал, мне бы, вероятно, разрешили это, но я с готовностью принимал сложившееся положение. Послушание увеличивало наши шансы уйти незаметно. К тому же казалось невеликодушным отказаться от доброты Элоизы. Она была единственным ребенком графа и графини, остававшимся в замке: два ее брата были оруженосцами в доме знатного герцога на юге, и у нее, казалось, не было подруг среди других девушек. Я понял, что она одинока.

Была и другая причина. Я все еще испытывал боль из-за того, что Генри заменил меня для Бинпола; встречаясь с ними, я видел, что они подружились. Конечно, их жизнь очень отличалась от моей. Возможно, они даже несколько ревновали из-за того, что меня так баловали. Но у нас было мало возможностей разговаривать, и тем более мы не рисковали обсуждать то самое важное, что было у нас общего.

Итак, я с охотой сменил их на Элоизу. И, подобно матери, °на отличалась мягкостью. Подобно ей, испытывала глубокое сочувствие ко всем живым существам, от людей до цыплят, копавшихся в пыли у помещений слуг. У нее была материнская улыбка, но это было единственное, что сближало их внешне, потому что Элоиза была красива не только когда улыбалась, но и в неподвижности сна. У нее было небольшое овальное лицо, тонкая кожа и глубокие карие глаза.

Мне было интересно, какие у нее волосы. Она всегда носила тот же тюрбанообразный головной убор, полностью закрывающий голову. Однажды я спросил ее об этом. Вопрос я задал, запинаясь, по-французски, и либо она не поняла, либо сделала вид, что не понимает; тогда я прямо спросил по-английски. Она что-то сказала, но на своем языке и так быстро, что я не понял.

Мы стояли в маленьком треугольном садике, в том углу замка, который нависал над рекой. Никого не было видно и слышно. Только птицы пели да какой-то оруженосец покрикивал во дворе для верховой езды. Я был раздражен ее уклончивостью, поэтому схватил, наполовину играя, ее тюрбан. Тот подался. Элоиза стояла передо мной, ее голова была покрыта темным пушком волос, сквозь которые просвечивала серебряная сеть шапки.