Спасибо деду за Победу! Это и моя война - Алексей Махров Страница 17

Игнат встал с колен и, шатаясь, подошел ко мне.

– Игорь, кто это сделал? Неужели германцы?

– А сам-то как думаешь, дед?

Старик замялся.

– Неужели считаешь, что жиды-комиссары зверски убили собственных детей? Здесь ведь семьи комсостава – офицерские по-вашему…

Пасько судорожно сглотнул.

– Нет, я так не считаю… Это было бы слишком даже для них… Но неужели германцы?..

– Они, дед, сейчас совсем не такие, с которыми ты, возможно, сталкивался в ту войну. Они ведь себя лучшей нацией на Земле объявили, неужели не слышал? И все, кто к великому немецкому народу не принадлежит, – грязь, говно, которое можно и нужно безжалостно уничтожать. Вот как здесь, например!

– Но ведь здесь только дети!

– А им без разницы…

Старик смешно наморщил лоб и отошел в сторону, крепко задумавшись.

– Да, не отсидишься ты на своем хуторе, твое высокоблагородие! – горько усмехнулся я. – Они тут поначалу все подчистую выгребут. До нитки ограбят. А потом зачистят лишние рты, оставят только тех, кто будет убирать для них хлеб, добывать уголь и валить лес. Рабов, короче… И тебя, поскольку ты старый и немощный, в газовую камеру отправят!

– Куда? – обернулся в изумлении старик.

– Патроны-то денег стоят, да и стволы горят… Не говоря уж о жутких моральных страданиях палачей. Вот и изобрели образованные европейцы такой способ массового уничтожения людей, чтобы сразу десятками тысяч на небо отправлять, – газовые камеры. Привозят ничего не подозревающих стариков, женщин и детей на пересыльный пункт. А там вроде как помывка организована – душ работает. И даже по кусочку мыла всем желающим дают и чистые полотенца. Народ радостно заходит и начинает мыться. Тут двери герметично закрываются, и вместо воды из душевых рожков начинает отравляющий газ идти. Пара минут – и все! Заходит бригада из таких же несчастных и оттаскивает тела в крематорий. А мыло и полотенца тщательно собирают – для новой партии жертв. Потому как истинный германец должен быть экономным! Поэтому аккуратно снятая и сложенная перед помывкой одежда тщательно сортируется и отправляется на склад [34]. Ordnung und Aufsicht! [35]

Пасько снова рухнул на колени и начал блевать. Добил я старичка своим рассказом. Да, дедуля, реальность, она ведь пострашней любой фантазии будет.

Как там Барский? Миша уже встал и, покачиваясь из стороны в сторону, смотрел невидящим взором куда-то вверх. Солнце выкатилось из-за горизонта, и небо стремительно наливалось синевой. Денек обещал стать ясным, солнечным и… жарким. Во всех отношениях.

– Миша, ты как?

Молчание. Я подошел и обнял парня за плечи. Рука сама нащупала на поясе флягу.

– Ну-ка, хлебни!

Барский машинально начал глотать. Похоже, даже не замечая, что пьет. На четвертом глотке я вырвал горлышко фляги из его рта. Хорош, а то мне еще не хватало пьяного на себе тащить. Да и мне самому не мешает принять сто граммов. Блин, теплая… Это уже становится нехорошей традицией – который раз за сутки прикладываюсь. И все без закуски, на ходу… Так и спиться недолго, если раньше не убьют… А что поделать? Третий тост – это святое!

– Миша, ты готов идти?

– Куда? – вяло спросил напарник.

– Я посмотрел – здесь не все. Наверное, часть раненых успели оттащить в лесок, как мы и договаривались. Надо их найти – им по-прежнему нужна помощь! Ты пойдешь со мной?

– Да-да, конечно! – То ли водка подействовала, то ли это была боязнь остаться в одиночку на этом поле смерти, но Барский быстро оживился. – Пойдем!

– Хватай узлы! И топай!

– Хлопчики, подождите! – раздалось за спиной. – Я с вами! Теперь это и моя война!

Старик догнал нас широкими шагами.

– Куда вы теперь?

– Своих искать. Раненых больше было, чем здесь… убитых.

– Чем я могу помочь?

– Подгоняй телегу в ту рощицу!

Пасько кивнул и быстро зашагал к оставленной на дороге кобылке. А мы с Мишей потопали вдоль состава, стараясь не смотреть на растерзанные тела. Роща встретила нас тишиной. Относительной, конечно, – ветер шумел в кронах невысоких топольков, щебетали какие-то птицы. Не было слышно людей! Сердце снова сжало нехорошее предчувствие. Неужели и здесь нашли? Внезапно за кустами мелькнуло что-то белое. Мы, не сговариваясь, бросили тюки и лишние стволы, бросились туда и… проскочили лесочек насквозь. Впереди, за редкой цепочкой молодых березок и неширокой полосой высокой травы, было очередное поле, засеянное гречихой.

– Ну и где тут что было?

– Померещилось? – оглядываясь по сторонам и щурясь от яркого утреннего солнца, спросил Барский.

– Миша, Игорь?! – удивленный женский голос шел, как казалось, прямо у нас из-под ног. – Мы думали, что вы уже не вернетесь!

– Марина?! – я внимательно посмотрел вниз. Ага, так здесь что-то типа… оврага! Пока в него не навернешься – не увидишь – он довольно узкий, и края густой травой заросли. А березки, похоже, специально тут высажены, чтобы стенки от размывания укрепить.

– Я это, я. Спускайтесь, а то… эти заметят!

В овраг пришлось буквально сползать – глубина оказалась приличной, метра три. На песчаном дне оказалось довольно сухо и на удивление просторно. Вот только после яркого света наверху я почти ничего не видел, кроме белого платья Марины.

– Кто здесь с тобой? Много удалось спасти?

– Всего сорок восемь человек! – сказала девушка бесцветным голосом и тихонько заплакала.

– Спокойно, красавица, спокойно! – Я сгреб девчонку в охапку. Оказавшись в кольце моих рук, Марина обмякла и зарыдала в голос. Видимо, держалась на последних остатках воли, а тут, почуяв даже такую чисто символическую защиту, не выдержала. – Миша, что стоишь, твою мать? Дуй за вещами и деда сюда тащи!

Барский пулей вылетел наружу, только подметки мелькнули да сыпануло на голову сухой землей. Глаза постепенно привыкли к полумраку, и я разглядел лежавших вдоль стенки оврага людей. Неподвижных. Без сознания или… Да они, наверное, спят. Время-то раннее – только-только солнце встало, и шести утра нет. В основном тут были те, кто вчера на импровизированной сортировке был признан тяжелораненым. Или, наоборот, вообще не пострадал. Девчонки и мальчишки от двенадцати до шестнадцати лет. Кто-то из них, услышав шум, уже начал подниматься и пробираться поближе к нам.