Homefront. Голос свободы - Раймонд Бенсон Страница 17

Брошюра обращалась ко всем механикам и электромонтерам незамедлительно пройти по указанным адресам в городе и приступить к работе. Автомехаников просили заняться системами зажигания автомобилей. Мэр также просил волонтеров помочь со всевозможными другими задачами: оказанием медицинской помощи, уборкой улиц, приготовлением пищи.

Я спросил Макдэниела, что происходит в остальных районах Лос-Анджелеса, например на юге. Он лишь покачал головой. Банды там совсем распоясались. Одна группировка убила уже нескольких верховых полицейских.

Он также рассказал, что по городу уже ездят машины. Либо они хранились в экранированных помещениях, либо у владельцев были необходимые запчасти и люди сразу отремонтировали свои машины. Полиция, по его словам, возвращалась к антикварным автомобилям – их легче ремонтировать. К сожалению, таких машин в ремонтопригодном состоянии не так уж много. Я похвастался, что у меня есть мотоцикл и чинить в нем нечего. Магнето «Спитфайра», две свечи зажигания да генератор для зарядки аккумулятора не могли пострадать от ЭМИ. Перспектива сесть на транспорт меня взбодрила, если в этой ситуации вообще можно взбодриться.

Макдэниел рассказал мне об авиакатастрофе в Беверли-Хиллз. Множество знаменитостей лишились своих особняков и жизней – жертвами стали около 650 человек. Макдэниел также сказал, что это была не единственная авиакатастрофа той ночью. О том, что произошло в других городах и штатах, можно только гадать, но вот вблизи от лос-анджелесского международного аэропорта рухнуло немало самолетов, и последствия катастроф ужасают. Пилоты делали все, чтобы довести машины до полосы, пытаясь сесть хотя бы жестко; удалось это только одному экипажу, но на борту все равно никто не выжил. По меньшей мере пять аэробусов рухнули на жилые кварталы. Два перелетели аэропорт и упали в Тихий океан в районе Эль Сегандо. Частный «Гольфстрим» с одним из баскетболистов лос-анджелесских «Лейкерс» спикировал прямо на знаменитый пирс в Санта-Монике.

Макдэниел мог перечислять дурные новости до бесконечности. Повсюду на улицах доставалось людям с азиатскими чертами лица. Охотились, конечно, за корейцами, но на орехи получали все: японцы, вьетнамцы, китайцы. Азиатам выходить на улицу стало смертельно опасно. Прошлым вечером, как сообщил мой знакомый, толпа белых ворвалась в корейский квартал и сровняла его с землей. Поджигали магазины и рестораны, вытаскивали корейцев из домов и нескольких даже линчевали. Макдэниел опасался, что мы на грани межнациональной войны. Он считает, что полиция не будет и пытаться наводить порядок к югу от Джефферсона и востоку от Санта-Барбары, поскольку дело это гиблое.

Все оказалось еще хуже, чем я предполагал.

Ну а что же нормальные, миролюбивые, разумные люди вроде меня? Как нам справиться с этим безумием?

Ситуация казалась совершенно безнадежной.

Парки наполнялись беженцами. Думаю, это правильное слово. Представляете, каково это, стать беженцем в собственном городе? Гриффит-парк превратился в палаточный лагерь, правда, безопаснее там от этого не стало. Вооруженные дружинники посменно охраняют лагерь. Полиция сквозь пальцы смотрит на людей с оружием, если они выглядят «нормально» и вооружены, чтобы защитить свои семьи.

Тем не менее, отовсюду слышна пальба. Словно мы опять на Диком Западе. Макдэниел рассказал, что в некоторых городских районах уже избрали местных шерифов и их заместителей. Обязанность новой власти – гнать из своего района всех неместных. Полиции одной уже не управиться. Есть надежда на помощь резервистов из Национальной гвардии, но это дело нескорого будущего. Администрация пока занята налаживанием связи.

Я не мог успокоиться всю дорогу домой, я просто пылал яростью; однако верх стали брать иные эмоции.

Из брошюрки Макдэниела выходило, что есть еще люди, которым не наплевать на происходящее, получается, что действия предпринимаются. За пять минут всего не восстановишь, препятствия на пути чудовищны. Для их преодоления требуется сотрудничество и добрая воля каждого. Сейчас нельзя быть эгоистом.

Так чем, по-вашему, я занялся на следующий день, восемнадцатого? Да ничем. Сидел дома и ныл. Оплакивал себя и всю Америку. Сегодня двадцатое. Пожалуй, спущусь в гараж, поковыряюсь со «Спитфайром». Может, починю. Что делать с ним потом, не знаю. Наверняка на улице меня остановят и попытаются отобрать мотоцикл. Меня, скорее всего, просто прибьют.

Где президент? Чем он сейчас занимается? Жив ли он? Восточное побережье так далеко, черт знает где. Там все что угодно могло случиться. Может, северокорейцы сбросили ядерную бомбу на Вашингтон или Нью-Йорк. А мы и не знаем.

Неужели корейцы, если это, конечно, они, думают, что им все сойдет с рук? Чего они добиваются? Просто поверить не могу, что они планируют настоящее вторжение. Это же абсурд. Конечно, я знаю, что у них – самая большая действующая армия в мире. Но Америка-то огромная страна.

Да нет, этого не может быть.

Вот я сижу, пишу все это, скучаю по компании бутылочки виски и начинаю потихоньку думать: на самом деле это очень даже может быть.

Корейцы вряд ли все это с нами проделали для того, чтобы просто развернуться и оставить нас в покое сейчас.

Иначе, в чем смысл?