Грани сна - Дмитрий Калюжный Страница 17

– Поиски показали, что в Англии есть трое учёных по фамилии Глостер, подходящие по возрасту, но ни один из них никогда не рассматривался как кандидат на должность директора лаборатории РР, – дал справку Биркетт. – Фотографии их были показаны полковнику Хакету, который не опознал никого их них.

– Точно, какие-то посторонние олухи, – подтвердил Хакет. – Видать, наш прежний директор в вашем мире не родился. Или занялся коммерцией, что, по сути, то же самое.

Перешли к обсуждению исчезновения других, кроме Глостера, персон.

Запросы об о. Мелехции – представителе неизвестно какой религии, направили во все имеющиеся в Англии церкви и монастыри. Ответы получили пока не от всех, но те, кто отозвался, такого не знают. Поиск в светских источниках невозможен, поскольку полковник Хакет не смог назвать подлинных имени и фамилии Мелехция.

Элистера Маккензи на сайтах колледжа Оксфорд-Брукс не нашли: человек с таким именем этого учебного заведения не оканчивал, никогда там не учился и даже туда не поступал. Не знают его и ни в одном другом колледже Англии или Шотландии.

Не смогли найти также изобретательного лорда крейзи-Джека: в семье Чемберленов в интересующий период рождались только девочки, и весь род вот-вот исчезнет навсегда.

– А знаете, что люди не только исчезали, но иногда и появлялись? – поинтересовался Хакет. – Например, директор Биркетт. Я сам был на его похоронах, а потом он вдруг оказался жив. Или профессор Гуц: в моём прежнем мире его убили сразу после первого удачного опыта с темпоральным колодцем. Я его, правда, не хоронил, потому что в то время ещё командовал ротой в Белфасте, но что он умер, все знали. Доктор Глостер, тот, который не родился, надеялся убедить полицию, что Гуца убили пришельцы из будущего. Тогда полицейские решили упрятать доктора в сумасшедший дом, и он успокоился. Теперь мистер Гуц жив, зато его портрет со стены исчез, – и в подтверждение своих слов Хакет указал пальцем на стену. Там действительно не было портрета учёного!

– Я, – сказал профессор Гуц, – удивляюсь не тому, что меня убили в предыдущей реальности, а тому, что я там вообще был. Моё рождение и там, и тут – невозможное событие! Вот, смотрите. В нашей истории Британия, совместно с американцами и русскими, воевала против Германии, которую и победили в мае 1945 года. А мой дед был немцем! Он жил в Берлине, играл на скрипке в оркестре при Рейхканцелярии, и призвали его в самом конце войны, когда немцам было уже не до оркестров. И он под Кёнигсбергом попал в плен к русским. Когда вернулся в Берлин, познакомился с моей бабкой, сотрудницей комендатуры английского сектора. Позже они переехали в Англию.

Гуц, заметив, что Джон Смит со своим компьютерным переводчиком речи не успевает за ним, замолк, оглядел своих слушателей, и продолжил:

– Понимаете? В том мире, откуда вернулся мистер Хакет, в середине ХХ века тоже была война, но – Англии с Россией. Там нет условий для встречи моего деда с бабкой. Бабка не могла бы служить в английских оккупационных войсках в Германии, а потом иметь детей от моего прадеда. А между тем, по словам мистера Хакета, я там родился. Невозможно. Это парадокс вне системы.

– О, нет! – возразил Сэм Бронсон. – Если ваш дед был таким великим скрипачом, что служил в правительственном оркестре, ваша бабка могла пожелать познакомиться с ним и просто приехать в Берлин. Вот вам и ответ.

– Этот парадокс, – хмыкнул полковник Хакет, – только подтверждает правило.

Все согласно загомонили.

– Нет, – не согласился Гуц. – Моё рождение там – невозможно.

Мисс Дебора Пэм на этом собрании учёных держала себя так, что каждый мог понять: она не только компетентна и эрудированна, но и прекрасно ориентируется в происходящем. На деле же ей было ясно далеко не всё, и она выдала себя, спросив:

– Если полковник работал у вас много лет, то почему он не помнит свою жизнь?

– Да, кстати: почему? – заинтересовался Хакет. – Всё, что было со мной до отправки в гости к Корнилову – в той лаборатории, где был доктор Глостер, но без профессора Гуца, я помню. А здесь для меня все, кроме мистера Биркетта и, вот, Сэма Бронсона – а, да, и двух историков – незнакомцы! Давай, Сэм, объясняй.

– Так ведь в тайвинг вас, полковник, оправляли со старой матрицей памяти, вот она и вернулась. Она ж первичная, приоритетная для физического мозга.

– Вроде не было у меня матрицы памяти, – задумался Хакет. – Или была?

– Так это же информационный сгусток вашего фантома! Того, которым вы стали, уйдя в тайвинг из той реальности. Он и вернулся в этого Хакета, потому что ввиду исчезновения прежней реальности только его и смог найти. Понимаете?

– Естественно. Но ведь тот я, который жил здесь, тоже чего-то соображал и что-то делал. Так?

– Да.

– Ну, и куда же делся его сгусток матрицы?

– Первичный Хакет – то есть вы нынешний – его заменил.

Опять вмешалась мисс Пэм:

– Но всё же: где память того Хакета, которую он заменил?

– С физической точки зрения, она осталась там же, где и была. Только связи с ней нет.

– Люблю беседовать с умными людьми, – произнёс Хакет в пространство. – Всегда всё объяснят.

– Для примера: вы, конечно, знаете принцип работы файловой системы компьютера?

– Да-а-а! – уверил Хакет. – А как она работает?

Мисс Пэм изобразила лицом своим, что и она тоже причастна к высшим компьютерным тайнам, но на всякий случай промолчала.

– Диск памяти разбит на блоки определённого размера, – сообщил Сэм. – В них в произвольном порядке записывается информация, причём данные одного файла могут располагаться в блоках, находящихся как по соседству, так и вдалеке друг от друга. А ещё на диске имеется таблица, в которой к названию каждого файла привязаны адреса расположения этих самых блоков на диске. При удалении файла информация не исчезает, однако запись о её расположении – стирается из таблицы.

– Насколько проще было с информацией в старину! – прокомментировал его сообщение Хакет, и со вкусом добавил: – Помню, жгли мы библиотеку в Полоцке…

– Нет, позвольте: что, и в моём мозгу есть какая-то таблица? – спросила мисс Пэм.

– Конечно, мозг человека сложнее, чем компьютер, – во все свои зубы улыбнулся ей Сэм Бронсон. – Мы в лаборатории два или три раза наблюдали эффект «рудиментарной памяти», когда тайвер вдруг получал доступ к «исчезнувшей» информации.

Сложный мозг мисс Пэм обдумал это, и она сурово спросила:

– Так почему же вы не спасаете память сотрудника, чтобы нынешняя информация оставалась, а память тайвера исчезала?!

Все: и технари, и историки, притихли. Но поскольку высокое должностное лицо ожидало ответа, затяжка выглядела бы неприлично – и директор Биркетт дал ответ:

– Если поступать так, как советует Ваша милость, наша работа потеряет всякий смысл.