Ксенофоб  - Игорь Шенгальц Страница 16

Чуть в стороне я приметил и каретный двор, а пока мы шли одной из тропок, заметил и мой мехваген, который как раз туда подгоняли.

Кроме нас в парке и на лужайке работали с десяток человек, расчищавших большими лопатами тропинки. Впереди у одного из корпусов я увидел вооруженный патруль, обходивший территорию.

По всему парку то тут, то там попадались лавочки, многие из которых были заняты пациентами, гулявшими совершенно без всякого присмотра со стороны медперсонала. Но я не забывал о многочисленном патруле и высоких стенах с пулеметными гнездами. Бежать обычным способом отсюда не получится.

Благостаев болтал без умолку, рассказывая о самых современных методиках лечения, применяемых в «Зонненшайне».

– Свобода – это главный фактор, движущий человеком. Именно ради свободы мы готовы идти на великие жертвы. Но если свобода уже имеется, что же еще желать? Вот видите, наши пациенты гуляют в парке днем. Они совершенно свободны, в определенных рамках, конечно. Да, это лишь мнимая свобода, но в других подобных заведениях они и этого были бы лишены. Пусть они преступники, но ведь не по зову сердца, а, можно сказать, преступники поневоле. Они больны, их требуется лечить. Прогулки на свежем воздухе – одно из средств. Вы спросите, к чему это? Зачем лечить тех, кого лучше бы казнить? Я отвечу вам: лучше уж погубить с десяток преступников, тестируя методики лечения, и вылечить в итоге одного, дав возможность в дальнейшем лечить многих других, обычных граждан, чем сидеть сложа руки и ничего не делать вовсе.

В теории я был с ним согласен, но ведь нужно учитывать и особенности нашего судебного производства. Процент невинно осужденных среди заключенных был весьма велик.

– В нашем случае невиновных нет и быть не может. Они все душевнобольные люди, каждый из которых успел совершить преступление за пределами клиники. Поэтому их и направили на лечение к нам. Император, славься его имя в веках, уже давно отдал распоряжение о мгновенной передаче подобных преступников нашей клинике, без обычной бюрократии и долгих процедур.

Вот, значит, почему Грэг оказался здесь столь быстро. Им нужны пациенты. И они их получают напрямую из судов. Высочайшее повеление, надо же. Что же здесь творится на самом деле?..

– Охрана у нас на высоте, – продолжал хвастаться Благостаев, – тут работают только лучшие из лучших. По всей наружной стене пущен электрический ток, ночью в парке отпускаем порезвиться собачек, патруль обходит территорию каждые полчаса, пулеметы на башнях, мощные прожекторы, местность отлично просматривается в любое время, так что если кто-то рискнет покинуть кранкенхаус без разрешения, то сильно об этом пожалеет.

Я поменял свое мнение о Благостаеве. Этот человек недаром ел свой хлеб.

– А вы не думаете, что случайный гость может случайно пострадать?

– Ну что вы, какой еще случайный гость? Таких у нас не бывает. Все гости прекрасно знают о наших мерах безопасности. Даже персонал на ночные смены проводят группами во избежание именно таких случайностей. А днем охрана на выходе, обязательный досмотр, внутренний двор. Да вы все видели. За все годы работы нашей клиники не было ни одного случая побега пациентов. У нас лучше чем тюрьма – у нас лечат!

Наконец мы добрались до центрального корпуса – главного особняка резиденции, именно тут некогда находились личные покои Леопольда. Теперь же, как поведал по дороге Благостаев, на нижнем этаже располагались врачебные кабинеты и архив, второй и третий были отданы под палаты, а последний четвертый этаж занимали кабинеты высокого больничного начальства и операционные.

Конечно, ноги начальства требовалось беречь, поэтому еще несколько лет назад здание было оборудовано двумя грузовыми ауфцугами и еще одним пассажирским. Императорские дотации, как объяснил мне Благостаев, необходимо было использовать в срок и в полном объеме, иначе в следующий раз при распределении бюджета могли решить, будто дают много, и урезать выплачиваемые суммы.

Бюрократы – преступники иногда похуже грабителей и даже убийц. Пара росчерков пера может лишить надежды, практически уничтожить не только человека, но даже идею. Я знал бедолаг-ученых, годами пытавшихся выбить сущие крохи на финансирование своих проектов и не получивших в итоге ни гроша. В клинике же с финансированием все обстояло гладко, главное, вовремя тратить приходящие суммы.

На первом этаже в холле несколько крепких санитаров в белых халатах и круглых шапочках пили чай. Оружия у них я не заметил, даже резиновых дубинок, но такие и голыми руками способны скрутить любого буйного пациента. Нас они проводили долгими взглядами, но от своего занятия не оторвались.

Мы поднялись на второй этаж, но дежурный санитар у решетки, отделявшей крыло с палатами пациентов от общего больничного коридора, сообщил, что профессор тут уже побывал и отправился с осмотром дальше.

Я мельком заметил за решеткой нескольких пациентов в больничных халатах, бесцельно слонявшихся по коридору. Кто-то замер у зарешеченных окон, бессмысленно пялясь во двор, другие просто прохаживались вдоль стен туда и обратно. Движения их были медлительны, заторможенны, видимой агрессии никто из них не проявлял. Очевидно, на втором этаже содержали спокойных пациентов. А во дворе тогда кто гулял? Выздоравливающие?..

Профессор доктор-доктор Морган обнаружился на верхнем этаже. Это был высокий мужчина с вытянутым безэмоциональным лицом. Он как раз закончил обход и в сопровождении двух санитаров и медсестры покинул лечебное крыло, выйдя в холл к дежурному посту. Мой провожатый кинулся к нему и быстро зашептал что-то на ухо.

– Посланник его величества? – переспросил он, прислушиваясь. – Вопросы о ком-то из пациентов? Что же, прошу в мой кабинет!

Мы поднялись на верхний этаж и зашли кабинет с табличкой на двери, на которой готическим шрифтом была выведена фамилия «Морган».

Кабинет был просторным. Стеклянные шкафы один за другим стояли вдоль стен, в некоторых были книги, в других экспонаты в банках – заспиртованные конечности, зародыши в позах эмбрионов, отдельные полки занимали человеческие черепа. На почетном месте в одной из банок плавал мозг серого цвета, размером с мой кулак.

На одной из стен висела карта Фридрихсграда и окрестностей. На ней концентрическими кругами были отмечены разные области. Некоторые области были заштрихованы, иные нет. Я бросил на карту лишь беглый взгляд, но никаких закономерностей с ходу не уловил.

Профессор уселся в кресло за широким письменным столом, мне же указал на стул напротив. Благостаев скромно примостился у одного из шкафов.

– Итак, господин…

– Бреннер.

– …господин Бреннер, о ком именно из моих пациентов вы хотите навести справки?

– Грэгуар Рат, репортер «Городских новостей». Доставлен к вам несколько дней назад на принудительное лечение. Но, боюсь, судья ошиблась с вынесением приговора. Господин Рат не совершил ничего предосудительного…

Мне стоило обратить внимание, как изменилось лицо Моргана при упоминании фамилии Грэга, как дернулся Благостаев, чуть пошатнув зазвеневший банками шкаф, но я продолжал говорить и замолчал только тогда, когда Морган проорал на весь кабинет: