Пулемет для витязя - Антон Скрипец Страница 16

Тверд посмотрел на купца так, словно тот вдруг превратился в кошку с коромыслом вместо хвоста.

– Что?.. Расходная книга – и все?

– А этого мало?

– Знаешь, для того чтобы придумать всю эту хренотень с тайником и непонятными символами, не говоря уже о гаде, который не пойми откуда возникает и мимоходом бьет всем морды, – да, маловато, на мой взгляд.

Путята удивленно уставился на Тверда.

– Вообще-то этот тать в черной личине, вполне может статься, по вашу душу приходил. Как тот, что оставил стрелу в одной двери в Киеве.

– Тому, кто оставил стрелу в постоялом дворе, сильно повезло, что успел уйти. А здесь мне повезло, что местный вор так торопился, что не стал нас убивать. И я очень сильно сомневаюсь, что этакий умелец явился за какой-то жалкой книгой.

– Жалкой? Похоже, ты просто не понимаешь, о чем речь, – постучав пальцем по резной деревянной обложке рекомой книги, хмыкнул гильдиец.

– Это да. В последний месяц у меня вообще все идет так, что я не понимаю даже, как умудряюсь землю топтать до сих пор. И, кстати, Хват не настолько голодный, чтобы бродить в поисках еды так долго, чтобы ты успел все это прочитать.

– А мне и не нужно читать все, – с важным видом хмыкнул гильдиец. – Хватит и последней страницы. Видишь ли, это – копия расходной книги. Писарь в каждом из Дворов гильдии обязан записывать все, что произошло за день: что за купцы были, какие товары привезли, какие вывезли, кто из них загрузился первым, кто выгрузил свою поклажу последним…

– То есть здесь должно быть указано, кто последний отбыл с полоцкого Двора.

Путята кивнул, открыл книгу и зашуршал тонкими страницами. Ни на пергамент, ни на бересту то, из чего они были сделаны, совершенно не походило.

– Может, именно это и хотели скрыть те, кто устроил по всему Полоцку резню в ту ночь.

– Вы всегда храните свои грамоты так мудрено? Это чтобы писарь, пряча ваши книги по разным концам города, от сидячей работы не отрастил себе пузо?

– Конечно, нет. Это – копия. Писарь должен был делать записи сразу в двух книгах. В той, что хранилась непосредственно в гильдии, и в еще одной. Вторую следовало уносить со Двора в специальное укромное место. На случай… – купец пошевелил своим массивным вторым подбородком, подыскивая нужные слова. – В общем, именно на тот случай, который у нас и случился.

– Слушай, деньги вы храните в каких-то бумагах на стороне, грамоты – в тайниках. Вы точно купцы?

Путята оторвал взгляд от книги и выразительно уставился на Тверда. Второй его подбородок при этом вздулся так, что гильдиец стал похож на жабу с бородой.

– По-твоему, я похож на лазутчика?

– Да уж, – покосился Тверд на его второй подбородок и вздувшееся от сидячего положения брюхо. – Из всех людей, которых я знаю, нет таких, которые годились бы на эту роль меньше, чем ты.

– Большое спасибо. Ты позволишь, я вернусь к своим недовоинским занятиям?

– Да, конечно, у тебя это здорово получается.

Читать эти каракули Путяте следовало пошустрее – в поле зрения появился Хват, который с довольным видом на ходу уминал половину ковриги хлеба, заедая его зеленым луком. Приблизившись к Туману, он без особых эмоций отломил от хлеба солидный шмат и не глядя бросил ему. Лучник так же молча поймал угощение, тут же впившись в него зубами. В отличие от Тверда, он почему-то не задумался, где взял всю эту снедь варяг, особенно если учесть, что ни единого медяка у того не было.

– Ты знаешь, что обозначает слово «тархан»? – прервал Путята размышления Тверда о законности пребывания пищи в горле его воев.

– Это хазарское слово. Обозначает «знатное сословие».

– Верхушку воинского сословия, если точнее.

– Зачем спрашиваешь, коль сам знаешь?

– Затем, что не могу взять в толк, что забыл во Дворе гильдии хазарский воевода, который почему-то записан в книге не иначе как купец?

– Чего? – попытался выхватить у купца книгу Тверд. И сразу подумал о том, что гильдиец, когда ему это нужно, может быть гораздо сильнее, чем пытается показаться. Во всяком случае, книгу он не отдал.

– Последним, кто выгружал свои товары перед пожаром в полоцком Дворе гильдии, был купец, который записан как тархан Илдуган.

– Кто? – Тверд вмиг вспомнил сумрачную киевскую ночь, огромный цветок огня на хазарской башне, русских дружинников в охранении посольства.

– Илдуган.

Вот оно что. Выходит, не зря попрекал молодой дружинник Сова своего растяпу десятника. Значит, вот какие подводы вывез ночью из хазарского посольства главный советник Илдуган. И вот почему гильдия в Полоцке горела так свирепо. Хазарское масло, которое питает божественный огонь, – не тухнет.

Глаза Путяты, по мере того как Тверд рассказывал ему о телегах, доверху нагруженных бочками, что вывезены были из Киева хазарами, становились все шире и шире.

– Срочно выдвигаемся в Киев, – наконец сбросил оцепенение купец. – Мы выяснили, что конунг здесь совершенно ни при чем, и лучше бы поскорее известить об этом Светлого князя. Но нельзя, чтобы Аллсвальд узнал первым. Ты ж его видел – он всех хазар в городе перережет. И тогда Киеву придется решать, с кем воевать: с каганом, который такого оскорбления не потерпит, или со своим же данником, смерти которого в случае оной резни наверняка затребуют хазары.

– Да? А кто ж тогда ответит за все полоцкие смерти?

– По всей видимости, Илдуган. Будет объявлено, что он действовал по своей черной воле, и князю будет предоставлена честь казнить поганца по своему усмотрению.

– Но ведь это же… ни в какое сравнение! Этот кровопиец кучу народа вырезал! И в обмен на это – всего лишь одна-единственная голова на колу?

Путята недоверчиво покосился на Тверда.

– Ты будто бы не из Византии вернулся. Да, именно так все, скорее всего, и будет. И называется все это дерьмо, которое мы тут с тобой нарыли, хитрым словом «политика». А придумали ее как раз греки, у которых ты провел столько лет.

По возвращении они обнаружили спешно собирающийся в обратный путь отряд Полоза. О своем решении боярин перед ними отчитываться не стал, да и они спрашивать его не подумали. Хватило и того, что это спешное бегство вполне совпадало с их планами.