Восставшие из рая - Генри Лайон Олди Страница 16

Это было невероятно. Двадцать с лишком сельских мужчин и женщин – я готов был поклясться, что они и знакомы-то друг с другом не были! – за несколько минут сумели все организовать и приступить к трапезе, ни разу не толкнув друг друга, не повысив голоса, не забрызгавшись, не заняв чужое место, не…

Я почему-то вспомнил Ингин рабочий шкаф. Каждая папка моей жены знала там свое место, каждый карандаш – отведенный только ему стаканчик, любая книга мгновенно находила свою персональную щель между прочими… Эти люди – собравшиеся пообедать крестьяне, паломники Книжного Ларя, – они словно умели безошибочно ориентироваться в возникающих ситуациях и входили в пазы бытия, уготованные им, легко и без скрипа.

Повариха унесла опустевший казан, потом вернулась, подсела к столу, сразу же растворившись в массе паломников, – и все стихли, когда поднялся пожилой усатый крестьянин в расшитой жилетке поверх длиннополой рубахи навыпуск.

До того он молча сидел во главе стола.

– Возгласим Фразу, Люди Знака, – размеренно произнес он, воздевая руки к хмурому небу. – Крабат Орша, Господин Фразы от Лесных Промыслов.

– Человек Знака Ах, с Глухой заимки, – сказал сидевший справа от Крабата мужчина лет сорока с острым прищуром охотника.

Рядом с ним встал горбоносый и чернявый парень.

– Человек Знака Стэнч из Бяков, – он кивнул, сел и взял ложку.

– Человек Знака Кимбер с Плохих Пахот, – сообщил следующий за ним, кучерявый мужик с печальными синими глазами.

И тоже взял ложку.

– Менора, – худенькая девочка, казалось, сейчас переломится в талии. – Человек Знака Менора Ахова.

Они называли имена, и это было четче армейской переклички, потому что не было привнесено извне, не было продиктовано кем-то…

На миг мне почудилось, что эта аккуратность у них на уровне внутренней потребности, – и притихший было страх внутри меня расхохотался, приплясывая на месте.

А потом я понял, в чем дело. Одно-единственное слово вспыхнуло в моем мозгу, и в ответ этой вспышке ярче разгорелась та крупица, что тлела во мне Даром Вилиссы. Большая часть его попала к Тальке; к Баксу, похоже, не попало почти ничего, ну а я с тех пор – когда мы вошли в проклятый флигель с разобранной крышей, – ни разу не ошибался в выборе направления.

И в направлении размышлений – видимо, тоже.

…Одно-единственное слово.

Ритуал.

Поведение паломников было строго ритуализировано, от возведения шалашей до принятия пищи и накрывания стола; но весь ритуал был до того обыденным, незаметным и серым, что я не сразу почуял его обволакивающее присутствие.

Каждый знал, что и как он должен делать, чтобы всем было хорошо, чтобы все получалось; каждый шаг был расписан в мелочах, и обыденность превращалась в церемонию. Ритуал въелся им в душу, пропитал плоть, растворился в крови…

Даже ложки они брали одинаково – кончиками пальцев, а после происходило какое-то ловкое движение – и вот уже ложка зажата как положено.

Как положено.

И вежливый, обходительный Пупырь – он же явно бормотал нечто установленное, обязательное, ритуальное!.. Он делал это машинально; и мое первоначальное молчание выбило его из колеи почище удара дубиной.

Он не знал, что делать! – и когда я случайно угадал положенный ответ, или почти угадал, Пупырь был счастлив.

Что же я просипел тогда Пупырю?

Что?!

Беру на себя…

Что я брал на себя? Господи – что?!

Неужели последствия поступка… Какого? Того случайного толчка, которого я бы даже и не заметил, если бы Пупырь не остановился… ну, выругался бы в крайнем случае…

А если бы заметил? Это что – поступок?

…Прошу великодушно простить за Поступок…

Это – Поступок?!

Перекличка обедающих закончилась.

– Да не сотворим мы ничего, колеблющего Переплет! – подвел итог усач в щегольской жилетке и первым принялся за еду.

Я стоял в пяти шагах от них, и ни одна зараза не предложила мне присоединиться. По-моему, им это даже не пришло в голову.

Как участникам ритуала королевского миропомазания не приходит в голову сплясать джигу перед троном.

Они возгласили Фразу, и постороннему в ней не было места.