Золушки из трактира на площади - Лесса Каури Страница 16

Поскольку трактир Матушки Бруни находился аккурат под бочком здания гильдии, неудивительно, что все праздники прачки отмечали у нее. Посетители мужского пола в такие дни испарялись, памятуя, что страшнее пьяных прачек могут быть только оборотни, отведавшие человеческой крови. Туча Клози и сама любила заходить к Бруни. Напивалась она редко, но метко, поскольку, несмотря на все вышесказанное, имела влюбчивое сердце, периодически наполняемое нежным чувством то к мальчику-разносчику воды, то к священнику из соседнего храма, то к приказчику из магазина нижнего белья.

Нынче Туча была навеселе. Одарила Матушку смачным поцелуем и двуспальным комплектом дорогого батистового белья, заняла любимый столик у двери – чтобы наблюдать за входящими и комментировать незнакомцев, и потребовала пива.

– Одним гостем вечером у нас больше! – вздохнул Пиппо, выглянув в зал и узрев Тучу в полосатом, как арбуз, платье. – Вилен, пригласи Питера на ужин!

– Это еще зачем? – неожиданно зарделась та.

– Будет кому Тучу домой тащить, – захохотала старшая Гретель, – а ты подмогнешь. Все удовольствие – друг об друга боками потереться под тяжестью госпожи Клозильды!

Виеленна бросила на сестру убийственный взгляд, стянула с гвоздя плащ и… отправилась к Питеру в кузницу, благо идти было недалеко.

– А ты не слушай! – повар одарил Веся подзатыльником. – Иди барашка замаринуй на вечер… Ишь, уши навострил, малолетка клыкастый!

Бруни, скинув поднос с грязной посудой в чан, повернулась к Ровенне.

– Я пойду посижу с ней немного. Раз она требует пива, а не вина, значит, опять влюбилась!

– Упаси меня Пресвятые тапочки от всех любовей! – отрезала старшая Гретель. – Одна головная боль от них и задержки, и никакой пользы!

Матушка тяжело вздохнула. После бессонной ночи голова у нее и на самом деле побаливала. Правда, задержек еще не случалось, несмотря на то, что с Каем она спала уже пару месяцев и ничего против возможной беременности не предпринимала.

Подумав о ребенке от любимого, Бруни до крови прикусила губу и прихватила две кружки пива вместе одной. В конце концов, день рождения у нее сегодня или нет?

– Девонька, – икнув, приветствовала ее Клозильда. – Ты – мыльная пена для моей души, о-дэ-колон для моего сердца! Давай сюда!

И она совершенно по-младенчески замахала толстыми, в перетяжках, руками.

Матушка умудрилась всучить ей кружку с пивом, не пролив ни капли, и присела напротив.

– Давай выпьем за любовь! – икнув уже дважды, предложила Туча. – Это такое чуйство… Чуйство полета! Когда есть это чуйство – душа поет псалмы! «О богиня чертогов пресветлых, в мягких ботах ступая по миру, ты ласкаешь лошадок рассветных и терзаешь души моей лиру!»

Клозильда так и говорила – «чуйство». И вот это самое «чуйство» привязалось к Брунгильде как банный лист известно к чему. «У меня такое чуйство к Каю, – выскочила мысль, – такое чуйство!..»

– Тьфу ты, напасть! – шепотом выругалась Матушка и, стукнув кружкой по кружке распевающей псалмы Тучи, сделала порядочный глоток.

Под ставший бессвязным шепот Клозильды о светлом «чуйстве», делающем жизнь краше, и о кровяной колбасе, которую прачка обожала, Бруни тоскливо потягивала пиво, поглядывала в окно и поддакивала в особо метафизические моменты диалога. И поминутно ловила себя на том, что ждет, не покажется ли на площади знакомая высокая фигура в простом черном плаще.

Когда посетителей прибавилось, Матушка, чмокнув Клозильду в пухлую щеку и еще раз поблагодарив за подарок, поспешила на кухню.

В этот вечер трактир закрыли на пару часов раньше. Сдвинули несколько столов, накрыли праздничный ужин. Пип отправил именинницу переодеваться, а сам остался встречать гостей: кроме уже подошедших Томазо Пелевана, его жены и троих детей, одинокой тоскующей Клозильды, Григо Турмалина, с предвкушением оглядывающего стол, Виеленны с красным от смущения Питером, должны были прибыть Ванилла и ее младшая сестра Персиана с мужем и детьми, а также Висту Вистун – глава Гильдии гончаров. Последний в трактир заходил редко, но постоянно заказывал обеды на вынос, а к мерзавчикам так привязался, что покупал их почти столько же, сколько весь королевский двор.

Бруни ждала, что Ванилла появится пораньше и поможет ей сделать красивую прическу – набралась она куаферского мастерства у дворцовых горничных. Однако подруга запаздывала. Снизу уже доносились радостные крики двоих внуков Пиппо, которые пришли с Персианой, а ее сестры слышно не было.

Матушка надела праздничное платье – белое, в мелкий синий цветочек, и переплела косу. Взглянула на себя в зеркало. Вспомнила ту… незнакомую гордячку в драгоценностях. Насмешливо фыркнула и поспешила вниз.

Зал был ярко освещен. Благодаря мягкому свету свечей тени становились глубже, а краски – ярче. Винные бутыли на столе блестели, будто натертые воском. Фрукты и зелень источали завораживающий аромат. Дети бегали вокруг сдвинутых к стенам столов и верещали. Их не столько привлекали яства – по крайней мере до десерта, – сколько возможность сложить из стульев пиратский корабль или королевский дворец и устроить потасовку.

Висту Вистун – маленький человечек с грустными глазами и длинным носом, похожий на печальную крысу, преподнес Матушке два собственноручно сделанных вазона для цветов в форме раковин. Установить их предполагалось у входа в трактир. Томазо, обожавший, как это ни странно, цветы, пообещал Бруни дать рассаду от тех буйно цветущих кустов герани, что украшали здание его гильдии.

– Вы пьете, мастер Висту? – икнув, поинтересовалась у него Туча Клози, усадила рядом с собой и безапелляционно довершила: – Сегодня пьете!

Вистун, покосившись на стати соседки по столу, молча подвинул ей бокал.

Когда все наконец расселись, Пиппо, по праву ближайшего родственника и друга севший одесную, воскликнул:

– Где же Ванилька?

Дверь распахнулась, будто ждала этих слов.

И пала тишина. Даже дети застыли, издав восхищенное «хоу!»

На пороге стоял худощавый человек в камзоле цвета яркой свеклы, в зеленых штанах, без всякого стеснения обтягивающих стройные ноги и другие анатомические подробности, в узких красных ботинках и синем шейном платке, в который было воткнуто несколько булавок с навершиями в виде осьминога, морского конька и разного вида ракушек. Из нагрудного кармана камзола живописно опадала… морковная ботва.

Разглядев ее, Матушка поднялась из-за стола и поспешила навстречу гостю.

– Моя дорогая именинница! – приветствовал тот, будто знал Бруни давно и близко. Поймав ее руки, прижал к губам. – Милая Матушка! В этот полный светлячков и пьяниц вечерок спешу поздравить тебя с Днем появления из материнского лона сине-багрового комочка, издающего котячьи звуки! Да пребудут твои мысли полными чистых помыслов, твои телеса – здоровья, а твой трактир – относительно трезвых посетителей и их невыносимо тяжелых кошельков!