Вовка-центровой - Александр Санфиров Страница 16

Отец нахмурился.

— Ну, а ты что сказал?

— Я сказал, что, в общем, не против, но чтобы он сам с тобой поговорил, разрешишь ты или нет.

Старший Фомин повеселел:

— Ну, если с моего разрешения, тогда подумаем. Тебе же придется на работу устраиваться на завод. Я слышал про эту команду, говорили, завод купит форму спортивную, отдельный паек у вас спортивный будет, по крайней мере на партийном собрании это дело мы обсуждали, все понимают, что если после работы, да еще и бегать, без еды вы ноги протянете. Ну а учиться сможешь в вечерней школе, да и деньги не лишние в семье будут. Ты знаешь, я, пожалуй, и соглашусь, только вот возьмут ли тебя? Хлюпик ты у меня еще.

Ну, тут батя, пожалуй, хватил лишку, хотя, конечно, он сравнивал сына с собой. Только что сравнивать кряжистого мужика 190 сантиметров роста и 120 килограммов веса, который на войне чуть ли не одной рукой подталкивал снаряд «катюши» на направляющие вместе с двумя заряжающими, тащившими этот снаряд на лямках, и паренька пятнадцати лет, который только начинает по-настоящему расти. А так он ничем не был хуже своих сверстников.

Они пришли домой, ужин уже грелся на плите рядом с огромным баком, в котором мама собиралась кипятить белье.

— Ну что, насплетничались, — с любопытством спросила мама, — со мной-то поделитесь, о чем разговор был?

— Так вот, мать, будет наш сын футболистом, честь завода защищать, — громко сообщил Павел Александрович.

Мать села на табуретку.

— А как же школа, мы уже и деньги на учебу отложили? — спросила она.

— А что, деньги пригодятся, парень работать будет, тренироваться, ну и вечернюю школу будет посещать, — бодро сообщил батя.

— Ну вот, Вовка на завод пойдет работать, а мне в эту школу снова идти, так нечестно, — заныл Мишка.

Отец улыбнулся.

— Учись, парень, ученье свет, а неученье тьма. Кто это сказал, не помнишь?

Мишка уныло покачал головой.

— Великий полководец это сказал — Александр Васильевич Суворов, так что учись, сынок, ты у меня точно офицером станешь, — сообщил отец.

Вовка мог бы уточнить происхождение русской пословицы, но не стал, зачем вносить смуту в тихий вечер и говорить о Библии.

Когда сели за стол, отец огласил программу на воскресенье:

— Так, завтра встаем в пять часов, Вовка помогает матери с бельем разобраться. Мишка за червями. Я готовлю снасти. И чтобы к шести мы были уже на реке.

— Ура-а, рыбалка! — раздался Мишкин вопль.

Мама сердито сказала:

— Паша, ты опять за свое, сколько можно, один выходной, а ты опять на рыбалку и парней за собой тащишь. А кто уборку делать будет, белье полоскать?

— Люда, это ты опять за свое. Ну, что ты переживаешь. Посидим зорьку и часам к десяти-одиннадцати придем. Парни займутся уборкой, а мы на колонку пойдем белье полоскать. Ну что ты хмуришься, моя желанная.

Отец обнял маму за плечи, та казалась в его объятьях маленькой девочкой.

— Паша, ну так нельзя, то меня в упор не видишь, а как что-то нужно, так сразу желанная, — воскликнула мама. Но по ее порозовевшему лицу и улыбке было видно, что Павел Александрович хорошо знает, как разговаривать со своей женушкой.

— Ладно, — сказала она, — идите уж, но смотрите, если к одиннадцати утра не появитесь, худо вам будет.

— Появимся, мама, появимся, — хором заверили три мужика, сидящие за столом.

Когда сильные руки отца сдернули с Вовки одеяло, тот еще спал и видел сны, как он вколачивает очередной гол в ворота соперников на стадионе в Лужниках и тысячи людей на трибунах кричат: «Го-о-ол!!!»

— Вовка, вставай, пора, — шепнули ему в ухо.

Он открыл глаза, было еще совсем темно. Над ним отец расталкивал не желающего вставать Мишку. Тот сонно ворочался в постели и отбивался, как мог. Отцу надоело, и он просто взял и вытащил его оттуда.

Чайник уже гудел на плитке. Вовка выжимал еще горячее белье и складывал его в таз, из которого потом мать будет его доставать и отстирывать на стиральной доске. Мишка схватил жестяную банку в коридоре и саперную лопатку, убежал с воплями в палисадник копать червей.

Отец тем временем заварил сухарницу, их любимое блюдо. Полпакета черных сухарей с небольшими вкраплениями единичных белых сухариков было щедро посыпано солью, мелко нарезанным луком, это все он залил бурлящим кипятком и удобрил двумя столовыми ложками постного масла.

Мишка, зашедший через двадцать минут, восторженно взвизгнул:

— Ура-а, тюрю будем есть!

— Тише, — угрожающе сказал батя, — сейчас мать разбудишь, получишь по башке!

Они сели за стол и в три ложки в мгновение ока подъели всю сухарницу из большой жестяной миски. Потом был кирпично-красный чай с отколотыми кусочками кускового сахара вприкуску, и затем рыбаки, накинув куртки, отправились к реке. По широкой тропе таких рыбаков двигалось немало. Они тихо беседовали между собой, старательно избегая темы рыбной ловли. Когда пришли к реке, то солнце уже освещало берег. Другая же сторона была еще в тени.

Старая плоскодонка лежала, затопленная в воде. Отец напрягся, мышцы на руках вздулись буграми, и он с хеканьем за цепь вытащил лодку, заполненную водой, на берег. Потом они повернули ее на бок и смотрели, как оттуда выливается вода, вместе с мальками и прочей живностью.

— Батя, — спросил Вовка, — а почему у нас лодка затоплена в воде?

Тот с недоумением посмотрел на сына.

— Ох, я все забываю, что ты не помнишь ни черта, — ругнулся он. — Да все руки, понимаешь, не доходят высушить, а потом проконопатить и просмолить. А так по крайней мере, если и течет, то самую малость.

«М-да, — подумал Вовка, — вот еще у меня одна задачка появилась». — Рыбалку он любил не меньше, чем его новый отец.

Из прибрежных кустов были извлечены весла, две доски и камень с веревкой, какие-то глиняные шары. Со скрежетом открылся замок на цепи. И через несколько минут лодка была уже на воде.

— Вовка, Мишка, давайте на весла и на наше место гребите, — сказал отец и уселся на заднее сиденье, отчего нос лодки немедленно задрался вверх.

Парни налегли на весла и медленно двинулись вверх по течению. Двигались они недолго, до большого затона, и по указанию отца встали как раз в том месте, где течение реки встречалось с медленной водой затона, образуя заметную струю с мелкими водоворотами.

Тем временем, пока они пыхтели на веслах, отец разбирал удилища.

Когда встали на якорь и течение развернуло лодку, батя вручил им удочки. Длинные сухие ореховые удилища были в общем неплохи. Но вот все остальное… Толстая, пожелтевшая леска, наверно с полмиллиметра, конечно, никаких катушек, ржавые крючки и поплавок из пробок, через который продернута леска и заткнута спичкой. Грузила были сделаны из свинцовой ленточки, обернутой вокруг лески и закушенной зубами.