Ночные проповеди - Кен Маклауд Страница 16

– Ну, по крайней мере, здесь у нас свободная страна, – поспешил добавить Вермелен, чтобы пресечь в зародыше очередную филиппику.

Сам егерь был настроен отнюдь не так миролюбиво, наблюдая в последние лет двадцать приток беженцев-фундаменталистов – так они сами называли себя – из Штатов и бывшей Великобритании в Новую Зеландию. Вермелена раздражало не только то, что они сотворили с парком. Беженцы образовали мощное политическое лобби, а их частые интриги и нападки на некогда родные государства заставляли выбиваться из сил местную службу безопасности, а заодно и портили торговые и дипломатические отношения с ослабевшими, но все еще довольно могущественными Соединенными Штатами.

– Теперь нам стоит держать ухо востро, – посоветовал Кэмпбелл.

– Хм, – отозвался Вермелен, сосредоточившись на вождении.

Кэмпбелл умолк, но ненадолго.

– Ты еще посещаешь этот эрастианский храм синкретистского идолопоклонничества?

Вермелен обиделся. Но заставил себя рассмеяться.

– Да, я еще хожу в церковь Священной Веры, – ответил он сухо, глядя на Кэмпбелла, который демонстративно уставился на дорогу. – И знаешь, Джей, тебе тоже следовало бы сходить туда. Это, в конце концов, просто одна из форм благодати.

Кэмпбелл вздохнул.

– Признаюсь, мне не хватает присутствия братьев по вере. Но апостолы прямо указывают верующим бежать идолов. И я с идолами не смирюсь.

«Уж точно, ты не смиришься», – подумал Вермелен.

Англиканская церковь Священной Веры в Роторуа славилась прекрасной резьбой в стиле маори на скамьях и кафедре – и окном, где было выгравировано на стекле матовое, полупрозрачное изображение Христа в плаще воина-маори. Казалось, Христос идет по воде озера Роторуа за окном. Кэмпбелл частенько гневно обличал это как потворство языческой тьме, предательство веры еще худшее, чем епископальное управление церковью и теологическое вольнодумство, – что, главным образом, и не давало ему присоединиться к англиканам.

– Однако, – продолжил Кэмпбелл, – церковь Священной Веры – самая заметная церковь в округе. Если враги христиан решились на убийство в Шотландии, кто знает, что они уготовили нам? В безопасности ли мы здесь, в Новой Зеландии?

– Думаю, все мы в деснице Божьей. И полицейской.

– Верно, – согласился Джон. – Но полиция не может наблюдать за всем подряд. Думаю, разумно было бы проследить, не появились ли в конгрегации незнакомцы. Пожалуйста, сообщи мне, если они появятся.

– И зачем? Ты-то что сможешь сделать?

– Не много, конечно. Но я просто хотел бы знать, вот и все. Хочу быть готовым. У меня еще есть друзья в церквях, которые я посещал. Я хотел бы, чтобы и они могли подготовиться.

– Ладно, – согласился Корнелиус. – Если я увижу загадочных чужаков, вынюхивающих, что к чему в нашей конгрегации, уж непременно сообщу тебе.

Кэмпбелл не заметил сарказма.

– Корнелиус, спасибо огромное! Именно этого я и хочу!

Джон вытянул из кармана блокнот, полистал его.

– Кстати, не мог бы ты меня высадить у поворота на Адский кратер?

– Конечно. Что за работа там?

– Какому-то балованному мальчишке пришло в голову скормить камень нашему велоцираптору-вегетарианцу. В итоге испортился челюстной механизм.

– А зубы?

– Зубы в порядке. Ни один кокос не удерет.

Оба захохотали. Робот заухал. Джип остановился, и Джон вылез наружу.

– Корнелиус, спасибо! – сказал он и похлопал по дверце. – Пилтдаун, до скорого!

Кэмпбелл пошел по тропе к озеру и скрылся за деревьями. Машина поехала дальше.

– А тебя где высадить? – спросил Вермелен.

– У террасы Варбрик, – ответил робот.

– Они что, вздумали там сделать диораму?

– Нет. Просто там начинается мой ежедневный маршрут. Оттуда я неторопливо пробираюсь назад вдоль тропы, временами показываясь среди кустов, чтобы вызвать восторженные крики юных гомо сапиенсов.

– Сочувствую.

– Я знаю, – Пилтдаун вздохнул и лязгнул фальшивыми зубами. – Эта личина, будь она проклята, неизменно вызывает жалость и сочувствие.

– Уж конечно.

Робот невесело хохотнул – на этот раз по-человечески.

– Если уж пользоваться языком высших приматов, скажу: я не в обиде на свою работу. Ведь, как ни крути, работающие напоказ прикрывают остальных.

– Прикрывают?

– Остальных люди видят лишь мельком, между деревьями. Конечно, посетители считают их всего лишь экспонатами парка, фигурами послепотопных людей, либо прямоходящими обезьянами, либо отпрысками нефилимов [12].

– Хм, – отозвался Вермелен, которому эта идея показалась неожиданной. – Знаешь, если парк избавится от опеки креационистов, роботы могут сами по себе стать достопримечательностью.

– От этой идейки меня пробила дрожь, – сообщил Пилтдаун. – И захотелось помолиться за продолжительное процветание Института Бытия.

– Я понимаю, – согласился Вермелен смущенно.

– Не надо смущаться. И жалеть меня не надо. По правде говоря, я провожу большую часть дня, шаря по Интернету – когда связь позволяет, конечно, – и размышляя над глубокими философскими вопросами. Лицедейство перед зрителями лишь чуть отвлекает и раздражает – не более того. Да, высади меня здесь.

Джип спустился на дно долины. Вдалеке поблескивали силикатные террасы. У дороги булькал и плескал горячий ручей. Вермелен отстегнул пояс робота и потянулся через машину открыть дверцу. Робот выпрыгнул наружу и на мгновение присел, закрывая дверцу вытянутой передней рукой.

– Удачи с философией! – пожелал Вермелен.

– У-ук, у-ук! – откликнулся тот.

Несколькими минутами позже Вермелен припарковал джип на площадке среди заросшей тростником низины – высохшем озерном дне. Она тянулась до берега озера Ротомахана, сильно изменившего очертания после катастрофы. Егерь взялся ремонтировать изгородь, выстроенную против опоссумов. Рядом в зарослях пищал туи [13], мелкие белые пучки перьев на его горле дергались, как воротничок увлекшегося собственной проповедью священника. Испугавшись стука, сквозь тростники удирали краснолапые болотные куры, пукеко. Вермелен заколачивал опоры и прибивал к ним проволоку. Он подумал, что как раз для такой работы и были бы хороши гуманоидные роботы. К счастью, им ее не поручили.

В парке Ваймангу роботов было не меньше, чем валлаби [14]. И вели себя машины куда тише и незаметней. Кроме дюжины с лишним нанятых, если можно так выразиться, Институтом для работы в шоу, Вермелен замечал роботов лишь пару раз в неделю. А из разговоров с Кэмпбеллом знал, что их в парке больше сотни. То есть десятая часть всех когда-либо построенных гуманоидных машин – и четверть всех уцелевших. После спонтанного возникновения самосознания среди боевых роботов во время Войн за веру наступил период интереса к человекоподобным роботам, в их создание пустили крупные инвестиции. Как выяснилось, напрасные, опиравшиеся на ущербную бизнес-модель. Тогдашний глава маркетингового отдела «Сони» полагал, что новых роботов будут покупать по соображениям престижа. Но оказалось, их нельзя ни продать, ни нанять. Само собой, у них не было человеческих прав, но никто не захотел рисковать – ведь саму возможность распоряжаться разумным существом как вещью можно оспорить в суде. Но окончательно потопило программу выпуска роботов не это. Возможно, «Сони» удалось бы на них как следует заработать, если бы это действительно стало престижным. Вместо этого произошел полный провал рекламной кампании. Никого бы не обеспокоил робот, выглядящий как машина. Люди приняли бы и безукоризненно точного андроида. Но роботы, которые выглядели почти как люди, но при этом явно от них отличались, вызывали страх и отвращение. У этого явления давно существовало название: «зловещая долина» – крайне негативная оценка людьми почти человекоподобных существ. К сожалению, новые роботы оказались на самом дне этой долины.