Оборотни космоса - Александр Белаш Страница 16

— Я слышала, эйджи с таким телом заправляются из картриджа. Не слишком ли мы его смущаем? Одно дело — кушать среди своих, а тут мы целым отрядом...

— Надеюсь, Тими объяснила ему, что мы стерпим его необычное питание.

— В своих столовых эйджи тоже кормятся вместе.

— Всё-таки у них чрезмерно развит индивидуализм. Иногда они ведут себя как эгоисты.

— Но Pax...

— Так то Pax!

Все готовились внутренне содрогнуться, глядя, как иноземец извлекает баллон с насосом, втыкает наконечник... куда? жутко любопытно! — и сидит в прострации, пока жидкость втекает в него. Но Форт разочаровал сотрапезников. Многие переглянулись, пожимая плечами, когда он откусил пасты, похожей на графит.

«Плюс коллективный приём пищи строго по часам», — Форт добавил пункт к перечню угнетений. Вид дружно жующего собрания вынуждал присоединиться к общей трапезе — сидеть в сторонке, скрестив руки, и изображать человека на диете было бы глупо.

Нет уж, пусть жители тьмы привыкают к новичку! Надо вести себя как ни в чём не бывало.

«Нечего стесняться и платочком прикрываться — какой я есть, таким и принимайте. Хуже будет, если забьюсь в угол ко всем спиной. И притворяться неедякой незачем — ем я, ем, видите? как все — ртом! ням-ням! Ещё не хватало разворачивать здесь комплект питания и изображать Храброго Инвалида, Которого Не Сломила Хворь. Никому не позволю считать меня ущербным».

— Мы хорошо позанимались. — Тими метко бросила салфетку в мешок, с которым младший воин обходил наевшуюся братию. — Отменно показал себя... — Она чуть помедлила, подыскивая молчаливому эйджи отрядное прозвище, чтобы как-то выделить его и при этом не обидеть. — Эксперт Удача.

Форт моргнуть не успел, как его должность стала именем, а имя — эпитетом.

— Кое-кому надо подтянуться! Каждый может быть в любую ночь поставлен на передовой рубеж; там с нерасторопных спросят по-другому. Всем спасибо за работу; я аттестую отряд как готовый к бою.

Бойцовые лемуры слаженно воскликнули:

— Ой-е!

— Ни минуты праздности — вот наша задача. — Сытость не смягчила Тими, она дала всем отдыха ровно столько, чтоб поесть. — Сперва споём песню дружбы наших нао, а потом будет учебная конференция. Знакомимся с цивилизацией землян по живому представителю. Все будут задавать ему интересующие нас вопросы.

Предавшись было размышлениям о том, что пригласившей стороне пора перестать отнекиваться и темнить (уже сутки сплошные увёртки: «Об этом мы поговорим после», «Пока вы не готовы, мы не можем приступать к беседе»), Форт спохватился, изумлённо повернувшись к Тими — что за новости? кто это у нас подопытный образец — л?!..

Тими его взгляда не заметила — она грациозно взмахнула тонкими руками, дирижируя бойцами, а те грянули торжественным многоголосьем:

Когда радужный меч опустился с небес,

Когда бездна извергла потоки огня,

Закипел океан и обуглился лес,

И багровым стал свет наступившего дня.

В том кромешном пылу, в буре гибельной той

Только мы устояли, чтоб Эрке спасти.

Братство нао Унгела и нао Гутойс —

Крепче уз боевых на земле не найти!

* * *

— Как прикажете остричь вас? — Тими пощёлкивала ножницами, изображая парикмахера, а Рах, усевшись в позу Будды, чающего просветления, исполнял роль обречённого клиента.

— Если я не ошибаюсь, мне суждено пасть от вашей руки. Я отдаюсь вам добровольно... Меня ждёт лёгкий путь за облака... О, осчастливьте напоследок!

Такие потехи по несколько раз за ночь разыгрывались на каждом ярусе общежития, куда молодняк кланов-побратимов перебирался из родных нор по мере поступления на учёбу второй ступени. «Нравственность и порядок!» — гласил плакат при входе, и жители общаги стойко соблюдали оба принципа... насколько возможно. Особенно удачным считалось, когда все разбегались из комнаты и можно было побыть в одиночестве... пока кто-нибудь не придёт в гости или по делу. Например, бесплатно подстричься... а заодно и пообщаться без свидетелей.

— Чем я могу вас порадовать? — Почти бессознательно подзадоривая Пятипалого, Тими прохаживалась перед ним, словно по подиуму примериваясь, как удобней подступиться к здоровому парню. Когда она стригла своих, головы у них располагались ниже.

Она держала корпус очень прямо, по-строевому напряжённо, позволяя Раху изучать соблазнительно плавные изгибы своего тела. «Правда, я очень симпатичная? Погляди, какие тоненькие шорты и с какой они каёмочкой! А мой хвостик? разве он не чудо? Я могу им помахивать по -всякому — и вверх-вниз, и вправо -влево, и как вентилятором. Он такой пышный, такой ухоженный! На занятиях я его прячу, но в комнате имею право показать свою красу. Хочешь, смажу тебя хвостом по носу?..»

— Делай это подольше, — глухо, сдавленно ответил Рах, переходя на «ты».

— Искусство стрижки — таинство. Закрой глаза и не подглядывай, — строго приказала Тими.

Тихие прикосновения ступней к полу и приблизившееся дыхание дали Раху понять, что она подкралась и стоит совсем рядом.

— Не бойся, я не кусаюсь. Только ухо мне не отхвати, — немного осмелев, небрежно молвил Пятипалый, хотя сердце сильно стучало в груди.

— Твои уши ещё найти надо. Сейчас я их откопаю... — Убедившись, что курсант Унгела Pax сидит недвижимо, Тими осторожно начала расчёсывать его волосы. О радуга, это просто ужасная шевелюра! это буквально волосища! они жёстче, чем нъягонские... но как здорово погрузить в них пальцы! А выражение лица у Пятипалого такое, будто он видит её сквозь еле заметно вздрагивающие веки. «Перспективный курсант», — изволил сказать о нём инструктор по стрельбе. При минимальном освещении семь попаданий из восьми, а ведь Pax обучается всего четверть года. Лазать по разным узостям и невидимо прятаться умеет так, словно учился этому с младенчества, несмотря на здоровенный рост и ширину тела. Проворен, как дикая пся, в любую щель просочится.

— Если будет больно, говори сразу. — Голос Тими, только что вибрировавший командирскими нотками, стал нежней и тоньше. Или ему померещилось?..

Он дождался, когда её сдерживаемое дыхание коснётся его щёк. Тогда. Pax плавно раскрыл веки.

«Когда надо глядеть незаметно, мысленно усни, всё забудь. И смотри так, словно спишь с открытыми глазами. Спи — и смотри».

Лицо Тими близко-близко. Оно так ясно видно, что кажется — под пушком волос и мягкой, вроде лучшей замши, кожей проходят почти незримые волны — гаснущими толчками идёт, разливаясь по капиллярам, тёмно-оранжевая кровь. Склонись ещё ближе... ещё... Чётко различим каждый волосок. Взмах ресниц — и мерцает, плывёт под плёнкой слезы громадный глаз, а зрачок расширяется, словно от ужаса, и едва различим сине-серебряный блик сетчатки.