Песня песка - Василий Воронков Страница 16

Они прошли в комнату, пропитанную едким, щелочным запахом, как в палатах, где кто-то недавно умер.

У Аны закружилась голова.

В центре комнаты стоял длинный стол с покалеченными ножками. К столу намертво прикрутили внушительный аппарат, напоминающий человеческие лёгкие. Две стеклянные колбы крепились на изогнутом стержне, как на металлическом хребте. Из колб торчали тонкие трубки, которые соединялись вместе, как кончики сжатого пинцета, и были слегка приплюснуты на концах, точно кто-то судорожно сжимал их зубами от боли. Колбы почти до верха заполняла ядовитая жёлтая жидкость.

Врач показал на стул, и Ана послушно села. Сам же он встал напротив, перед аппаратом.

– Так, – сказал врач. – Я всё уже подготовил перед вашим приходом. Вам нужно просто дышать через трубки.

Ана нехотя наклонилась к аппарату.

– Нет, нет, дышите только ртом! – тут же поправил её врач. – Это очень важно!

Ана вдохнула через трубки.

Жидкость в прозрачных колбах бурлила и пенилась. Горло обжигало кислотой, лёгкие разрывало от боли.

– Что чувствуете? – спросил врач.

Ана отодвинулась от аппарата.

Губы горели. От её рта потянулась к сплюснутым трубкам тонкая ниточка слюны.

– Нет, нет! – запротестовал врач. – Продолжайте дышать!

И Ана продолжила дышать.

В аппарате что-то кипело и потрескивало. Ана делала вдох, и лёгкие её пропитывались едким паром, а рот наполнялся горькой слюной. Она боялась, что если проглотит эту обжигающую желчь, то её тут же вырвет, вывернет наизнанку.

Липкая струйка потекла у неё по подбородку.

– Вот, сплюньте! – Врач пододвинул к ней судно.

Ана отвернулась от аппарата и сплюнула в облезшее от постоянной чистки судно. Гортань воспалилась, как во время катаракты. Хотелось прополоскать рот водой, но она постеснялась спросить об этом врача. Тот молча нависал над ней, глядя, как она, согнувшись над судном, справляется с очередным рвотным спазмом, сплёвывает густую жёлтую слюну.

– Продолжайте дышать, – улыбаясь, сказал врач.

Он коснулся аппарата, повернул незаметный переключатель, провел пальцами по металлическому хребту, как бы убеждаясь, что с устройством всё в порядке, что Ана не нанесла этой изощренной конструкции вреда. Жидкость в округлых резервуарах заметно потемнела.

Ана вновь зажала губами плотные трубки.

Она представила, что едкий пар, выжигающий лёгкие, постепенно её исцеляет. Лечение болезненно, но нужно терпеть, нужно продолжать дышать – как можно глубже и чаще, пропитывая себя едкими испарениями насквозь. И после этого она излечится, после этого ей будет не нужна маска.

Она вдохнула пар через трубки и едва сдержала приступ кашля. Боль в груди нарастала. Рот сводило от горечи.

Пар вытравляет болезнь из её тела. Лёгкие судорожно расширяются, набирая воздух, пропитанный спасительным лекарством. Нужно немного потерпеть, совсем чуть-чуть.

Когда её рвало в судно, врач, наверное, продолжал заботливо рассматривать аппарат.

Потемневшая, спёкшаяся жидкость в стеклянных лёгких сильно пенилась, и пузыри оседали на стенках сосудов. Врач недовольно покачивал головой. Ана уже знала, что он скажет, когда поднимала голову, вытирая губы. Он так и не предложил ей воды.

– Продолжайте дышать.

Ана тяжело вздохнула, всё тело её дрожало.

– Но я больше не могу, – тихо сказала она.

– Плохо! – Врач покачал головой.

Это звучало как приговор. Ана пожалела о своих словах – ведь если она сделает над собой усилие, если попытается…

– Впрочем, – врач опять повернул какой-то регулятор на аппарате, – быть может, этого достаточно.

Жидкость в колбах постепенно осела, но так и не вернула свой первоначальный цвет.

– Да, к сожалению, не самая приятная процедура! – сказал врач, когда они вышли из комнаты. – Но необходимая. И весьма эффективная.

Он развалился в кресле. Ана примостилась на стуле напротив. Она взволнованно ждала, когда врач что-нибудь скажет, объяснит, почему дышать было так тяжело, почему жидкость в колбах потемнела и стала похожа на гной, насколько плохо то, что её стошнило, для чего вообще нужен этот чудовищный аппарат. Она пожалела, что не жаловалась на самочувствие. Возможно, тогда врач не заставил бы её дышать через это страшное устройство. В старой агада-лая её всегда подробно расспрашивали, уточняли каждую мелочь. Её не травили кислотой.

– Хорошо. – Врач даже не смотрел на Ану. – Неприятные ощущения скоро пройдут. У всех бывает такое после…

Он не договорил и что-то торопливо начеркал в медицинской карте.

– Вы знаете, – начала Ана и закашлялась, – вы знаете, мне… мне последнее время становится немного хуже… И мне кажется, что это… из-за уколов.

Врач наморщил губы.

– Но вы же говорили…

– Нет, я, наверное, не совсем так… не совсем так выразилась. – Слова застревали в горле. – Это происходит не всегда. Сегодня я чувствую… чувствовала себя хорошо. Но часто бывает так, что мне становится плохо именно после уколов.

– Что ж, это возможно. Это нормально. Лечение не всегда бывает приятным. Я, к сожалению, тут ничего изменить не могу. Но зато вот сейчас я вам выпишу направление. Будете принимать совсем новый препарат.

– И мне станет лучше?

– Конечно!

Врач схватил тоненький, с прожилками, бланк.

– Но… – проговорила Ана.

Она и сама не понимала, что хочет сказать. Врач протянул ей рецепт.

– Возьмите. Карта ваша останется у меня. А дра́вия у нас в плеве на первом этаже, не нужно долго искать.

Ана взяла рецепт, исписанный витиеватыми каракулями, которые невозможно было прочитать.

– Спасибо, – сказала она.

– Вам станет лучше! – добавил врач, но это прозвучало так неправдоподобно, что он даже виновато улыбнулся.

В дра́вия-ла́я для пациентов было пустынно и тихо. Ана протянула стоявшему за стойкой мужчине рецепт, опасаясь, что тот тоже ничего не сможет разобрать, однако мужчина тут же выдал ей несколько ампул. Она осторожно спрятала ампулы в карман, завернув их в платок.

Потом долго стояла посреди плева, где воздух пах так же, как после павана-ваари на окраине города. На неё стали удивлённо поглядывать другие посетители. Тогда Ана надела дыхательную маску и вышла на улицу.

* * *

Домой она вернулась уже под вечер, хотя и не понимала, как могла так долго ехать по линиям хагаты. Она ещё ощущала едкий кислотный привкус во рту и режущую боль в грудной клетке. Её мучила жажда – и сколько бы она ни пила воды, жажда не проходила. Она не помнила даже, как заснула – помнила только, что всю ночь почему-то работало радио, и в темноте тоскливо звучали песни, похожие на молитвы.