Вторжение. Книга 2. Смерть ночи - Джон Марсден Страница 15

Ну что ж, нет – значит нет.

В сотне метров слева от меня шёл Гомер, его почти не было видно за рядом молодых тополей, высаженных в качестве защиты от ветра. Гомер был большим и крепким, и сейчас, когда он шёл, ссутулившись, наклонив голову навстречу ветру, он больше, чем когда-либо, походил на медведя. Трудно сказать, как он переживает все эти события. Он за свою жизнь столько раз попадал в разные неприятности, что, наверное, уже привык к этому. Но теперь всё было немного по-другому. И я до сих пор не понимала, сердиться мне на него или нет. Гомер нарушил один из наших договоров, но мою злость заглушали жалость и ужас перед тем, что он сделал, и растерянность, потому что Гомер, скорее всего, был прав, а я – нет. Да и не время было выяснять, что он чувствует, проверять, всё ли с ним в порядке. Эго могло подождать до тех пор, когда мы вернёмся в тихое надёжное укрытие Ада. А пока, похоже, размышляя, как чувствует себя Гомер, я отвлекалась от мыслей о том, что ощущаю я сама.

По другую сторону от меня шла Робин. Глянув на неё, я вспомнила героев былых времён. Например, древних королей, к именам которых всегда добавлялись какие-то особые титулы: Эдуард Мученик, Этельред Неразумный, Вильгельм Завоеватель. Робин была Робин Неустрашимая. Пока всё вокруг тихо и спокойно, она держалась в тени. Но когда дела шли плохо, Робин хватала боевой топор, раскручивала его над головой и нападала на врага. Она проявляла себя в самые пугающие, самые ужасные моменты. Похоже, её ничто не могло остановить. Может, Робин ощущала, что ей ничто не грозит. Не знаю. Но и теперь она вышагивала легко, высоко вскинув голову. Казалось даже, что она что-то напевает и слегка похлопывает в такт музыке левой рукой по бедру.

Ли гоже пребывал в прекрасном настроении. В ту ночь, когда мы взорвали мост, он был счастлив, хотя сам и не в состоянии был сделать многого из-за раненой ноги. На этот раз мы устроили настоящий разгром, мы это знали, и Ли находился в самой гуще событий. Он и всегда-то двигался, как чистокровный скакун, если нам приходилось пересекать открытое пространство или просто идти очень далеко, а уж теперь буквально излучал энергию, смотрел вперёд, его длинные ноги легко покрывали километр за километром. Время от времени Ли оглядывался, улыбаясь и подмигивая. А я не знала, радоваться мне или тревожиться из-за того, что он наслаждается убийством людей и уничтожением имущества. Но для него жизнь явно стала проще.

А моя голова была так набита разными мыслями, что они просто из ушей лезли. И я бы не удивилась, если б они, например, начали капать из носа. Слишком многое нужно было понять, осознать. Но я вместо того всё отпихнула в сторону и начала повторять неправильные французские глаголы: «Je vis, tu vis, il vit, nous vivons, vous vivez, ils vivent. Je ineurs, tu meurs, il meurt, nous mourons, vous mourez, ils meurent» ^[5]. Это казалось намного безопаснее, чем думать о нашем нападении, и, кажется, чуть-чуть сокращало огромную тёмную тень над моей головой.

Мы добрались до моего дома в последних лучах дня. На этот раз я не вошла внутрь. Дом уже начал казаться мне незнакомым, будто это было просто старое здание, в котором мы когда-то жили, давным-давно. Сразу было видно, что дом необитаем. Лужайка жутко заросла, она выглядела встрёпанной и неопрятной. Одно из окон эркера столовой треснуло сверху донизу, не знаю уж почему. Может, об него ударилась какая-нибудь птица. Половина виноградных лоз упали со шпалер и валялась теперь поперёк дорожек и цветников. Это уж моя вина. Папа раз десять мне говорил, что нужно подвязывать их покрепче.

Верный «лендровер» терпеливо ждал в зарослях, скрываясь от чужих глаз. Я подвела его к сараю и залила бензин. Нам повезло, что бензин у нас хранился в ёмкости, стоявшей высоко, и в бак машины он лился просто благодаря силе притяжения. Хотя, конечно, рано или поздно топливо кончится. Не представляю, что тогда мы будем делать. Я вздохнула, согнула шланг, прекратив подачу, и забралась на опору ёмкости, чтобы закрыть клапан. Горючее было лишь одной из множества наших проблем.

Наши вечерние дела только-только начинались. Мы отправились к дому на склонах холмов. Это было небольшое хозяйство, о котором я совсем забыла, принадлежавшее семье Кинг, я встречалась с её членами лишь однажды, на почте. Мистер Кинг трудился в госпитале на полставки, был социальным работником, а его жена преподавала музыку в начальной школе два дня в неделю. Но их настоящей страстью было самообеспечение. Они построили своё маленькое жилище из необожжённого кирпича на куске земли, который купили у мистера Раунтри – тоже не богача, заплатив непомерную цену. Папа считал, что их просто ободрали как липку. Но тем не менее они поселились в конце просёлочной дороги, без электричества, без телефона, обзавелись коровами и свиньями, курицами и гусями, и ещё стадом пёстрых овец, кроме того, у них была парочка очень неловких, очень застенчивых детишек.

Их владения теперь выглядели весьма уныло. Разрушающиеся строения и изгороди, много мёртвых животных, голодные овцы в загоне – они давно съели всё, что у них было, отощали и едва держались на ногах. По крайней мере, их мы спасли, открыв ворота загона. Я считала, что солдаты позволят рабочим отрядам кормить и перегонять животных, ведь многие из них нуждались в уходе, зимой их надо было кормить, и кое-где уже следовало начинать это делать, если кто-то вообще хотел сохранить скот в приличном состоянии.

Я надеялась, что Кинги могли до сих пор оставаться на своей земле, прячась где-нибудь, но никаких следов присутствия людей мы не заметили. Наверное, миссис Кинг была на ярмарке вместе с учениками, они должны были там играть на скрипках, так что, скорее всего, их семейство попало в плен вместе с остальными. Но в этом доме и в новеньком железном сарае за ним мы сорвали настоящий джекпот. Мы нашли мешки с картошкой и мукой, банки разных домашних заготовок, целый ящик консервированных персиков, правда, все банки были помяты и свалены в кучу. Корм для кур, чай и кофе, с десяток бутылок домашних наливок и пива, которые Крис тут же радостно утащил в машину. Рис, сахар, овсяная крупа, растительное масло, варенье, соус чатни… К сожалению, не было шоколада.

Закончив с этим, мы собрали все мешки, какие удалось найти, и отправились к фруктовым деревьям. Деревья были молодыми и, несмотря на опоссумов и попугаев, неплохо плодоносили. Мне никогда не забыть вкуса свежего, хрусткого, сочного яблока Джонатан, которое я подобрала с земли. Никогда раньше я не видела такой белой и чистой мякоти, не пробовала чего-то настолько фруктового, если можно так выразиться. Несколькими днями раньше мы ели яблоки в саду Корри, но они были совсем другими. То есть вряд ли это зависело от яблок – другой, наверное, стала я сама. Я искала оправдания, прощения, и каким-то непонятным образом яблоко дало мне его. Конечно, потеряв однажды невинность, её обратно не вернёшь, но безупречная свежесть плода заставила меня ощутить, что далеко не всё в мире сгнило и испортилось, кое-что ещё по-прежнему чисто. Сладкий сок наполнил рот, а несколько капель даже скатились по подбородку.

Мы обобрали все деревья. Джонатан, гренни, фуджи, груши, айва… Я съела пять яблок, у меня даже появилась оскомина. Но после сбора прекрасных фруктов в тот прохладный ветреный вечер я почувствовала себя немного лучше, ожила.