Спасти СССР. Манифестация - Николай Феоктистов Страница 15

И я сосредоточился на формировании очередного запроса к той бесподобной базе знаний, что связывала меня с прошедшим будущим.

Удивительно, но за этот неполный год я настолько вжился в свой СССР, что порой воспоминания о двадцать первом веке начинали казаться наведенными, и лишь этот функционирующий информационный поток подтверждал: «Да, не привиделось, да, было в твоей жизни и такое».

«Без недели год в СССР… – Уголки моего рта наконец чуть изогнуло улыбкой. – Однозначно – лучший год моей жизни. За такое не расплатиться, я знаю… Но я попытаюсь».

Небо опять принялось выдыхать влагу, но мне по-прежнему было здесь хорошо.

«Как достойно отпраздновать эту годовщину? Купить тортик и воткнуть свечку? По́шло. Отбить поздравительную телеграмму Юрию Владимировичу? Да, будет весело, но недолго и не мне… Нет, – подумал я, сворачивая в переулок и переходя на легкий бег, ибо из-за крыши показалась чернющая туча, – это все не то. Это событие достойно большего».

Стоило мне выбежать на набережную, как с неба ливануло всерьез. До дома было всего ничего – и я со всех ног ломанулся к мосту и дальше, к своей подворотне. Уже взбегая на третий этаж, притормозил.

«Что? Что я там увидел? Или показалось?»

Прикрыл глаза, сосредотачиваясь, и попытался вытряхнуть из памяти увиденную вот только что картинку. Удалось, и она мне не понравилась.

«Да нет, не может быть. Показалось, наверное. Привиделось».

За давно не мытым окном сгустились косо летящие струи, обозначив переход дождя в ливень. Я зябко передернулся, протер мокрое лицо и поднялся еще на пролет вверх.

«Или не показалось? Было или не было?» – Перед мысленным взором то появлялась, то пропадала вроде бы знакомая фигурка.

Чертыхнулся, недовольно стукнув кулаком по перилам, и развернулся. Сильно мокрее я уже не стану, зато хоть успокоюсь, а то ведь места себе не найду. И я рванул на набережную перепроверяться.

Добежав до спуска к воде, невольно ахнул. Ниже, на самом краю последней гранитной ступени действительно стояла, обхватив себя руками, Мелкая и безучастно смотрела под ноги на проплывающие мимо льдины. Волосы ее превратились в мокрые сосульки, а с драпового пальтишка текло, но ее это, похоже, не заботило. Я поежился от забегающих за шиворот струек и двинулся на девушку.

Она настолько ушла в себя, что заметила меня, лишь когда я крепко схватил ее за плечо. Испуганно дернулась, поворачиваясь. С белого как мел лица сквозь меня каким-то уже нездешним взглядом посмотрели шальные черные глаза. Ее посиневшие губы и подбородок сотрясала мелкая дрожь.

В груди у меня захолонуло, как бывает, когда ждешь дурной вести: уже знаешь, что она будет, но еще тоскливо не понимаешь – какая.

– Тома. – Я старался говорить негромко, мягко и неторопливо. – Том… В чем дело?

Она отвернула голову к реке и всхлипнула, а потом попыталась выдернуть руку.

– Ну-ну-ну… – успокаивающе забормотал я, – тихо, Тома, тихо… Я здесь… – и начал оттеснять Мелкую от края, плавно вклиниваясь между ней и Фонтанкой.

Она сделала инстинктивный шаг назад. Теперь я смог встать перед ней и взяться второй рукой за талию. Ей наконец удалось узнать меня. Из неплотно сжатых губ донесся какой-то то ли писк, то ли стон, и ее повело вбок.

– Ох! – Я подхватил девушку и поволок от края.

Мелкую начало колотить. Я плотно обнял ее и стал покачивать из стороны в сторону, пытаясь успокоить. Она всхлипывала и дрожала, а я держал, нашептывал ей в ухо какую-то дребедень и мысленно молил: «Прошу… Ох! Очень, очень сильно прошу – только не несчастная любовь!»

Постепенно движения Мелкой стали осознанными: вот повернула голову, озираясь, потом принялась протирать ладонью глаза, полезла в карман за платком.

– Пошли. – Я осторожно потянул ее по ступеням наверх.

Она чуть упиралась.

– Куда? – спросила глухо.

– Ко мне. Я тут рядом. Пошли, согреемся.

– Зачем? – Она опять начала вырываться.

В глазах ее так и стояла безнадежная тоска. Я колебался лишь миг, а потом кинул ей спасательный круг:

– Ты мне нужна. Пошли уж, Мелкая, пошли…

И она пошла, прижимаясь, как бездомный щенок, пытаясь время от времени заглянуть в глаза. Мне было от этого тошно и муторно.

Дома я первым делом засунул ее под горячий душ и велел сидеть там, пока не выпущу. А сам заметался по квартире: выжимал как мог пальто и одежду, развешивал на батареях, грел рыбный суп, мастерил бутерброды…

Потом она сидела на кухне и, не поднимая глаз, послушно потребляла пищу, а я давился комом, что встал поперек горла. Доела, аккуратно вернула ложку на место и замерла, уцепившись побелевшими пальцами за столешницу.

– Добавки?

Мелкая, все так же глядя в стол, молча помотала головой.

Я вздохнул, готовясь к нелегкому разговору:

– Ну, пошли тогда в комнату.

Усадил ее в кресло, накрыл пледом. Сам сел на тахту напротив и включил торшер. Доверительно наклонился вперед, сложил ладони «пирамидкой» и негромко приказал:

– Рассказывай.

Она дернулась было что-то говорить, но изо рта вырвался только длинный всхлип.

Я осторожно взял ее пальцы, осторожно их помял:

– Мне можешь рассказать все. Обещаю, что мое отношение к тебе от этого не изменится.

Она кивнула, еще раз всхлипнула, потерла припухшие веки и начала рассказывать. Я слушал тихий монотонный голос, смотрел, как лихорадочно дергаются жилки на худой девичьей шее, и заводился, зверея. Челюсти свело от острого желания вцепиться врагу в кадык. Мир качнулся и поплыл, выворачиваясь наизнанку кровавой пеленой.

Мотанул головой, приходя в себя. Главное сейчас – не напугать ребенка. Я попытался натянуть на лицо улыбку и не преуспел. Губы судорожно подергивались, лицо перекашивало гримасами. Хорошо, что Мелкая занавесила глаза челкой и смотрела в пол.

– Вот… Маму вчера похоронили… Я и решила… В детский дом не хочу… – Узкие плечи опять начали подрагивать. – Так – тоже…

Я решительно пересел к ней в кресло и приобнял. Она тут же доверчиво уткнулась мне куда-то в грудь, и футболка стала намокать. Я чесал ей за ушком, бормотал что-то успокаивающее в затылок и прокручивал в уме немногочисленные варианты.

«Ах как жаль! – от досады поскрипел я зубами. – Убивать этого урода нельзя. Как ему повезло! А тогда… Тогда только таким образом».

– Так, Мелкая, – с трудом я расцепил ее руки и встал. – Адрес говори.

– Зачем? – Она безуспешно пыталась стереть ладонями со щек мокрые дорожки.

Я достал из шкафа еще один носовой платок:

– На. Успокаивайся. Обещаю, все будет хорошо. Я поговорю с твоим отчимом.