Грядущая раса - Эдвард Бульвер-Литтон Страница 15
Грядущая раса - Эдвард Бульвер-Литтон читать онлайн бесплатно
Я слишком трепетал пред мышцами и ученостью молодой Гай, чтобы решиться на какие-либо возражения. Мне вспомнился при этом анекдот, читанный мною еще в детстве, про одного, заспорившего с Римским императором, мудреца, который внезапно прекратил свои возражения и отвечал на вопрос императора, не имеет ли он еще чего возразить со своей стороны; «Нет, Цезарь; разве можно спорить с человеком, который повелевает двадцатью пятью легионами».
Хотя я был внутренне убежден, оставляя в стороне вопрос о действительных результатах действия вриля, что Фарадэ легко разбил бы все ее аргументы, о его конечных причинах и сфере влияния; но рядом с этим являлось другое непоколебимое убеждение, что Зи ударом своего кулака легко могла уложить на месте по очереди всех членов нашей королевской академии. Каждому разумному человеку известна вся бесполезность спора с обыкновенною женщиною, о близко знакомом ей предмете; но диспутировать с Гай семифутового роста по вопросу о происхождении вриля, пожалуй, все равно, что спорить в пустыне с самумом.
Между разными отделами громадного здания коллегии ученых меня особенно заинтересовал музей, посвященный археологии Вриль-я, в котором была собрана коллекция древних портретов. Краски, которыми были написаны эти картины, отличались такою прочностью, что некоторые из них, написанные, по словам летописей, еще в доисторические времена, сохранили известную свежесть колорита. При обзоре этой коллекции, меня поразили два обстоятельства: первое, что картины которым, как уверяли меня, было от шести до семи тысяч лет, обнаруживали высшее состояние искусства, чем те, которые были написаны за три или четыре тысячи лет, и что портреты первого периода более подходили к нашему Европейскому типу. Некоторые из них даже напоминали мне те итальянские головы, которые смотрят на нас с холстов Тициана, как бы говоря о честолюбии или коварстве, заботах или горе оригиналов, с их глубокими морщинами, проведенными страстями. Это были лица людей, живших во времена борьбы, предшествовавшие открытию чудодейственных свойств вриля, который совершенно изменил общественный строй: они, как в нашем мире, боролись между собою из-за власти и славы.
Спустя тысячу лет после открытия вриля, тип лица уже обнаруживает заметную перемену; причем с каждым поколением, оно приобретает большее выражение того величавого спокойствия, получает тот отпечаток, который отличает его от лица нашего грешного, трудящегося человека и производит такое потрясающее впечатление. Но по мере того, как развивалась красота нового типа, искусство художника делалось все безличнее и монотоннее.
Но интерес коллекции сосредоточивался в трех портретах, принадлежавших к доисторическому веку и, как гласит предание, написанных по повелению мудреца, самое происхождение которого теряется во мраке мифа, подобно индийскому Будде или греческому Прометею.
Эту таинственную личность — одновременно мудреца и героя — главные отрасли племени Вриль-я считают своим общим родоначальником.
Кроме самого мудреца, сохранились еще портреты его деда и прадеда. Все они написаны во весь рост. Мудрец облечен в длинную хламиду из какой-то особенной материи, напоминающей рыбью чешую, или кожу ящерицы; но руки и ноги его обнажены: — пальцы их отличаются невероятною длиною и снабжены перепонками. Шеи у него почти не существует, и у него низкий, покатый лоб, совсем не характеризующий мудреца. Он отличается блестящими карими глазами навыкате, очень широким ртом и выдающимися скулами…
Так как Вриль-я лишены возможности созерцать светила небесные, то их способы определения дня и ночи существенно различаются от наших; к счастью у меня были с собою часы, при помощи которых мне удалось довольно точно определить их счет времени. Я оставляю на будущее, если когда-либо мне придется издать сочинение о науке и литературе Вриль-я, все подробности тех способов, которые они применяют для счисления времени, и ограничусь указанием, что продолжительность их года мало разнится от нашего; но он разделяется иначе. Их сутки (включая и то, что мы называем ночью) состоят из двадцати часов, вместо двадцати четырех, и, разумеется, их год поэтому заключает большее число дней. Они разделяют свой двадцатичасовой день таким образом: восемь часов, [6] называемые тихими часами, посвящаются отдыху; восемь часов, называемых рабочим временем, — разным занятиям жизни, и в течение четырех часов, которые носят название вольного времени (им заканчивается день), они предаются разным развлечениям, играм, празднествам, или разговорам, смотря по личному вкусу и склонности каждого.
Строго говоря, за пределами их домов не бывает ночи. Как городские улицы, так и вся окружающая страна, до самого предела их владений, одинаково освещается во все часы. Только во время тихих часов они убавляют свет в своих домах до степени сумерек; но полный мрак внушает им чувство ужаса, и они никогда вполне не гасят огней. Во время домашних празднеств, происходящих при полном освещении, они все-таки отмечают различие между днем и ночью, посредством особых механических устройств, соответствующих нашим часам. Они большие любители музыки, и музыкальные звуки, издаваемые в определенные промежутки этими механизмами, определяют время дня. Каждый час такие мелодические звуки разносятся по всему городу и подхватываются другими — в домах и окрестных деревушках, раскиданных по всему ландшафту, что производит самое чарующее и в то же время торжественное впечатление. В продолжение тихих часов эти звуки смягчаются, так что едва улавливаются бодрствующим слухом. У них не существует перемен года и, по крайней мере, в пределах владений этого племени, климат отличается необычайною равномерностью; он теплый, как итальянское лето, скорее влажный, чем сухой; до полудня обыкновенно бывает тихо, но по временам тишина нарушается сильными порывами ветра с окружающих гор. Подобно тому, как на золотых островах древних поэтов, здесь не существует определенного времени для посева и жатвы; одновременно вы видите более молодые растения в цветах и почках, между тем как другие приносят уже колосья и плоды. Но листья всех плодоносных растений, после окончания этого периода, меняют цвет или опадают.
Но что меня особенно интересовало в связи с их способами счисления времени, было определение средней продолжительности жизни между ними. После самых тщательных справок, я убедился, что она значительно превосходит нашу. Но преимущество их заключалось не в одном этом; весьма немногие между ними умирают ранее ста лет; но в то же время, большинство достигает семидесятилетнего возраста; до самых преклонных лет они сохраняют здоровье и свежесть сил, так что жизнь под старость у них не представляется одним тяжелым бременем. Здоровье их не подтачивается алчностью и честолюбием, они равнодушны к славе и хотя способны к глубокой привязанности, но любовь у них принимает вид нежной, радостной дружбы и, составляя их счастье, редко бывает источником страданий. Так как Гай вступает в брак только по своему выбору и здесь (подобно тому, как и на земле) все счастье семейной жизни зависит от женщины, то, выбрав себе по вкусу и влечению супруга, она бывает снисходительна к его недостаткам, уважает его наклонности и всеми силами старается сохранить его любовь. Смерть близких, как и между нами, — тоже источник горести; но она обыкновенно наступает в самом преклонном возрасте, и оставшиеся в живых находят большое утешение в непоколебимой уверенности, что их ожидает скорая встреча с умершими друзьями и близкими, в предстоящей блаженной жизни.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments