Набла квадрат - Петр Воробьев Страница 15

Он спустился наземь подле догоравшего трупа Хугагыргына, перевернул его, постоял немного и странной походкой пошел к своему самолету.

Кто-то из добровольцев нарушил возникшую на КП тишину:

– У него не гнутся ноги – так ходят мертвецы.

– К оружию! Стреляйте – он движется к нам! К бою самолет-торпеду!

Несколько человек, выведенных из оцепенения приказами князя, вяло побежали к торпедному ангару. Кукылин не мог понять, явь вокруг него или сон. Он видел, как разрывные пули отскакивали от брони самолета-призрака, как взорвалась торпеда, окончив жизнь монаха-смертника Экетамына. Чужак летел в направлении Кыгмика.

– Ты не должен пропустить его к моему замку. Вызови его на поединок. Если тебе удастся остановить его, я подарю тебе или твоим наследникам сто золотых и ящик лучших мясных консервов. Мальчик мой, ты моя последняя надежда. Полетишь на моем истребителе с автопилотом. Если только уцелеешь, считай, что он тоже твой, – князь вел Кукылина к подземному ангару.

Точно, я не переживу этого дня, а, может быть, и душу свою загублю, но сто золотых! Тоска сменилась в сердце Кукылина уверенностью – он нашел свою судьбу, оставалось только оказаться достойным ее. Но, когда он оставил обитое потертой, но все еще роскошной ворсистой тканью пилотское кресло и подлетел к кабине самолета-призрака, он не нашел в себе сил заглянуть внутрь.

– Идем на поединок! – кричал он, пытаясь побороть пробиравшую до костей дрожь. – Идем!

В наушниках затрещало, затем раздался голос, хриплый, булькающий и гнусавый, такой, что Кукылину почудилось, что в лицо ему пахнуло смрадным дыханием ожившего трупа:

– Идем на поединок!

– Сразимся, как подобает! – сказал Кукылин сопернику, когда тот изготовился к бою.

К счастью, враг был в закрытом шлеме, но все равно выглядел грозно и зловеще, вдвое шире Кукылина в плечах, закованный с ног до головы в черную с красноватым отливом броню, с мечом в левой руке и единственным реактивным пистолетом в правой. На безобразной личине шлема багрово светился щиток забрала, сочленения кирасы с гофрированными манжетами плечевых суставов были утыканы острыми шипами, шипы и крючья торчали на запястьях, над коленями и на сапогах. За плечами рыцаря тьмы со свистом втягивал воздух огромный ранец, на груди и животе топорщился множеством карманов одетый поверх кирасы жилет. Враг прохрипел что-то и сделал угрожающее движение рукой, державшей меч. Кукылин зажег факел своего меча, и, едва битва началась, сразу понял, что обречен. Воин самолета-призрака превосходил его в маневренности и обладал нечеловеческой реакцией. Был момент, когда враг чуть не отрубил ему обе руки, но почему-то отвел меч. Вслед за этим Кукылину тоже удалось нанести добрый удар, от которого соперник не вдруг оправился, но невиданный прием с ударом ногами, обезоруживший Кукылина, определил исход схватки.

– Убивай, мне нечем платить выкуп, – Кукылин указал противнику на меч, отбрасывая ставший бесполезным эфес. Победитель только прохрипел что-то, раскручивая страшную веревку, которая, как живая, тянулась к Кукылину.

Вспомнив предсказания Книги Постыдных Откровений о Пупихтукаке, Кукылин решил покончить с собой, но одумался – его жизнь принадлежала теперь победившему его в честном бою рыцарю, кто бы он ни был. Силы быстро покидали Кукылина вместе с кровью, струившейся из раны на левой руке.

Рыцарь в рогатом шлеме влек его к своему самолету. Открылся люк, и перед Кукылином предстал темный коридор, из которого полезли на него многорукие и многоногие твари, панцири которых отливали металлическим блеском. На стенах и на полу висело и лежало нелюдское оружие, книги в черных переплетах с колдовскими знаками и зловещие амулеты переполняли сундуки. Кукылин увидел, как стена перед ним растворилась в воздухе, и встретился глазами с немигающим прожекторным взглядом усатого, бородатого и мохнатого чудовища, полусидевшего-полулежавшего на серебряном троне, залитом кровью.

Плакали ваши сто золотых, бедные сестрички, подумал Кукылин, теряя сознание. Но рыцарь тьмы больно обхватил его за плечи, и прямо в голове у Кукылина прозвучал голос. Он был лишен тембра и интонации, потому что Кукылин слышал его не ушами. Голос возвестил:

– Мысли твои прочитаны, душа твоя взвешена. Ты достоин свидетельствовать о моем приходе. Вон отсюда.

Кукылина объяло беспамятство.

Когда он очнулся, вокруг было темно. Дул промозглый ветерок, несший запах грибов и плесени. Где-то вдали забрезжили огоньки. Процессия с факелами шла по коридору с каменным полом и низким сводчатым потолком.

Раздавалось тоненькое визгливо-заунывное пение. Фигуры в шествии никак не походили на человеческие, но отличались и от крысиных. Когда шествие приблизилось, Кукылин понял, что это ежики. Передние пять ежиков держали в лапках подушечки из черно-красной ткани в горошек, на которых лежали золотые четвероконечные звездочки. За ними восемь ежиков несли маленький черный гроб с золотой короной на крышке. Затем следовали музыканты, инструменты которых были сделаны из крысиных костей, жил и шкурок, и толпа просто ежиков с факелами. Не обращая на распростертого в нише Кукылин никакого внимания, процессия удалялась. Один из замыкающих шествие повернул головку и прокричал высоким надтреснутым голоском:

– Передай Каяксигвику, что старый Сигвиккаяк умер!

Факелоносцы скрылись за углом, и все скрылось во мраке.

Кукылина мутило, ему хотелось пить. Левая половина тела одеревенела.

Сосредоточившись, он со второй попытки отлепил язык от неба и с шуршанием провел им по потрескавшимся губам, потом, борясь с позывами на рвоту, встал на четвереньки и пополз в сторону, откуда дул ветерок. Через некоторое время впереди послышалось журчание воды. Кукылин почувствовал, что плита под ним переворачивается, и упал в поток. Вода была прохладной и не очень быстрой. Кукылин не рискнул пить, но после недолгой борьбы с собой прополоскал рот и горло. Течение ускорялось, Кукылин почувствовал, что его затягивает водоворот, и одновременно увидел свет. Вода снова вынесла его на поверхность в высоком двусветном чертоге с прорубленными в одной из стен рядами окон. На каменном алтаре стояло заляпанное пометом птиц и летучих мышей огромное, в три человеческих роста, изваяние, изобразавшее страшного зверя, покрытого бородавками, утыканного иглами, толстоногого и толстомордого. У подножия алтаря на груде тряпья расположилась семья кочевников – старик в шапке с ушами, два мужчины и женщина. В нише входа в подалтарную сокровищницу горел костерок, над ним, подвешенный к видавшей виды треноге, висел закопченный таган. Похлебка из крыс, подумал Кукылин, выбираясь из разлома в полу, по дну которого бежала вода. Мужчины заметили его и пошли навстречу, держа наготове гарпуны с железными остриями.

– Доброй еды, охотники, – Кукылин едва смог вспомнить слова приветствия на языке кочевников, но мужчины опустили копья.

– И тебе того же, человече. Кто ты и почему говоришь по-нашему?

– Я рыцарь Кукылин. Мой отец дал приют клану Ыктыгдын на своих землях.