Пустота - Майкл Джон Харрисон Страница 15

В Лондоне погода переменилась. Анна Уотермен пересела с одного поезда на другой в Клэпхэме и рейсом в 12:10 до Эпсома прибыла на Каршолтон-Бичес. Оттуда двинулась сперва на восток, потом на юг под небом, готовым как разразиться дождем, так и просиять солнцем; длинные кварталы заброшенных и полузаброшенных пригородных коттеджей уходили в сторону Банстеда, при каждом имелся стометровый сад и деревянный замшелый гараж. Недалеко от королевской тюрьмы Даунвью Анна свернула в переулок, показавшийся ей смутно знакомым, и вошла в первый же сад. Дом был трехэтажный, обособленный, с выложенными по низу штукатуркой с каменной крошкой белеными стенами и мансардными окошками у конька крыши, а панорамные окна первого этажа чисто вымыты. Это не оставляло особой надежды: Анна знала, что в нужном ей доме окна будут грязными, сам он окажется заброшенным, словно обитателю все равно, как жилище выглядит снаружи. То будет дом, всецело обращенный внутрь.

Тем не менее Анна вытащила футляр с жестким диском из сумочки, просто на всякий случай, и взвесила в руке. Если бы ее сейчас остановили, она могла бы продемонстрировать футляр в знак своих добрых намерений.

Она скажет:

– Я просто хотела это вернуть.

И это будет правдой. Она, впрочем, уже привыкла проникать в чужие сады. Ее ни разу не поймали.

Короткая тропинка, заросшая сорняками, вела к гаражу. В саду перед домом порывистые проблески света выхватывали из сумерек зеленеющий падуб и старые розовые кусты. Остановившись у панорамного окна и сложив руки чашечкой вокруг лица, чтобы отсечь паразитные отражения, она обнаружила, что смотрит в комнату, полную частично распакованных коробок и старых пакетов, словно кто-то отсюда много лет назад намеревался выехать, да так и не выехал. У стен стояла мебель – самая разная, включая больничную койку и обеденные столики различных размеров, а узкие треугольные лоскуты обоев отклеились, обнажая старую краску. На полу змеились ни к чему не подключенные электропровода. Поверхности всех предметов в комнате, от стремянки до лампочки без абажура под потолком, покрывал густой грязный слой пыли: он накапливался в любом заброшенном лондонском доме год за годом, подобно специализированному промышленному защитному покрытию. Комната казалась заброшенной, но не то чтобы ничейной. Дверь в задней стене была приоткрыта – достаточно, чтобы впускать внутрь немного света, но недостаточно, чтобы дать понять, царит ли и в других помещениях подобное запустение.

Анна пожала плечами и пошла обратно, но тут же заслышала чьи-то шаги по бетону, и мальчишка лет шестнадцати появился из-за угла, оглядываясь через плечо, словно натворил что-то внутри и теперь ожидал, что за ним погонятся. Он был в узких джинсах, подвернутых до щиколоток, тесной, не по размеру, футболке и высоких сапогах на шнуровке, запятнанных черной и розовой краской. Короткие соломенные волосы заляпаны гелем в таком беспорядке, что напоминали старый колючий куст. Увидев Анну, он подскочил от неожиданности и торопливо проговорил:

– Не знаю, что вы там себе подумали, но я пришел к женщине, которая тут живет. Я ей иногда фильмы приношу, но по большей части читаю вслух.

Анна, не зная, что на это ответить, промолчала. Мальчик выжидательно смотрел на нее. Он был ниже ее ростом, а на лице застыло странное выражение: словно ему в глаза постоянно дует сильный ветер, не ощутимый больше ни для кого. В очевидной попытке убедить ее, что говорит правду, мальчишка выставил перед собой книжку в мягкой обложке, толстую, местами порванную, с коричневыми пятнами на краях страниц.

– Она старая, – сказал он. – Она тут уже много лет живет. Некоторые ее любят, некоторые нет. Она ходит за покупками в Каршолтон. Ей нравится кино, но только старомодное, она старые фильмы любит.

Он пожал плечами.

– Вам бы, наверное, что-то посовременней. У меня глаза устают от чтения. Пыль. У меня от пыли лицо стягивает.

– Я просто хотела это вернуть, – сказала Анна.