Зодиак - Ромина Расселл Страница 15

Я не вспоминала о маме очень давно. Никогда не задумывалась, что буду делать, если узнаю, что она жива. Меня обуяло отчаяние. Словно горячим потоком, пронеслось оно по венам. Я повернулась и посмотрела на Матиаса.

В его синих глазах полыхал огонь – даже когда мы бежали с Элары, он казался спокойнее. Но что его так взволновало? То, что со мной произойдет? Или же он возмущен и раскаивается, что пожалел меня? От боли и отчаяния земля уходила из-под ног. Мне казалось, будто я падаю ниже и ниже, в черную бездну, отрываясь от самой себя, от своей жизни, от всего, что знала и любила, даже от воспоминаний. Какая это была нестерпимая боль!

– Кассандра Грейс приговорена к казни, – продолжил Криус ледяным голосом, повергая меня каждым словом в еще большее отчаяние. – Если ты останешься Ракианцем, ее имя ляжет на тебя позорным пятном. Ты будешь отлучена от Дома и от друзей. Ты никогда не станешь Зодайцем.

Я погрузилась в пучину своей боли так глубоко, что едва расслышала, как он сказал:

– Мы здесь, чтобы предложить тебе выбор.

Надежда вспыхнула робким огоньком, но в кромешной мгле и он сиял ярко.

– Выбор?

Он коротко кивнул:

– Отрекись от нее. Мы отправим тебя работать на нас в Дом Овна, на Планетарном Пленуме. Ты можешь начать новую жизнь.

Адмирал положил передо мной на стол волнофон и предложил:

– Поставь свой отпечаток пальца, и тебя переведут без промедления.

Я смотрела на прибор в форме раковины моллюска, внутри которого словно жемчужина сиял сенсорный экран. На короткое мгновение я застыла, пронзенная шоком, точно молнией, а затем меня захлестнула волна жгучего, острого стыда. Я бы предпочла погибнуть на Эларе, чем сделать такой выбор. Что бы там моя мама ни натворила, мой ответ один: для меня нет никакого выбора.

– Я принадлежу Дому Рака вместе со своей семьей. – Мой голос звучал твердо, и это придавало мне сил. – Спасибо за ваше предложение, но я отказываюсь.

Адмирал так сильно и низко сдвинул брови, что они наползли на глаза.

– Ты понимаешь, что тебя изолируют от Ракианцев, навсегда запретят встречаться с теми, кого ты знаешь?

– Понимаю, – ответила я, поднимая из глубины памяти воспоминания, которые заглушала целых десять лет. На удивление, они хорошо сохранились и даже не потускнели. Удивительно, я смогла вспомнить и мамино лицо. – Вы позволите с ней увидеться? По нашим законам ей разрешено последнее свидание с семьей.

Он покачал головой:

– В этом нет необходимости. На самом деле мы никогда не встречали твою мать и вообще не знаем, где она. Это был… экзамен, и ты его прошла.

На миг меня охватило замешательство, и тут же пришло облегчение: мама – не предатель, моя жизнь продолжается. Но затем во мне вспыхнула ярость.

Еще один экзамен!

Седовласая леди сделала в мою сторону шаткий шажок, тяжело опираясь на трость.

– Я – Агата Клэйсс, а это мой коллега доктор Эмори Юста.

Она протянула мне руку, но я не коснулась ее так, как у нас традиционно заведено.

Ее губы сложились в печальную улыбку.

– Моя дорогая, прости нас. Мы обманули тебя самым варварским способом. Но лишь острая необходимость – эта жуткая трагедия заставила нас действовать так жестоко. Увы, ложь – самый быстрый путь получить ответы, которые нам нужны. Присядь, мы все объясним.

Я до боли закусила нижнюю губу. От ее извинений злость во мне вскипела еще сильнее – мне было бы проще вырваться отсюда, не будь она столь искренней в своих попытках оправдаться.

Лысый человек позади нее выглядел настолько реальным, что, только когда его рука прошла сквозь угол полки, я поняла, что он – голограмма. Поскольку в словах и движениях доктора Юста не проявлялось ни малейшей временной задержки, сам он, должно быть, находился где-то поблизости, откуда и проецировал свой образ.

Я опустилась в одно из четырех мягких кресел, расставленных вокруг квадратного стола. Криус сел напротив меня. Его смуглая кожа посерела от усталости, губы недоверчиво и даже сердито скривились.

– Перекусите немного, – кивнул он в сторону стоящего на столе подноса с водой и бутербродами.

При виде еды мой желудок пробудился.

– Нет, спасибо, – отказалась я, игнорируя протесты желудка.

Агата присела в кресло рядом со мной:

– Почему, как ты думаешь, тебе пришлось дважды сдавать экзамен в Академии?

– Потому что первый раз я провалила его.

Она снова грустно улыбнулась, а туманный взгляд ее серо-зеленых глаз стал отстраненным.

Адмирал Криус достал из кармана темный камень и положил на стол. Камень был гладкий и продолговатый, и, хотя поначалу его поверхность казалась просто черной и матовой, чем дольше я на него смотрела, тем более яркие цвета различала в его глубине. Сине-зеленый, аквамариновый, индиго, пурпурный и даже блики малинового. И вовсе он не матовый. Он сверкал и блестел.

– Черный опал, – сказал доктор Юста. – В нем эфемерид Хранителя Ориган.

– Насколько мы можем знать, – добавила Агата, – работает он идеально. Поэтому мы и в недоумении, почему вдруг он не смог показать приближение катастрофы.

Здесь, по крайней мере, мне не приходилось доказывать свою теорию о несовершенстве астралаторов. Хранитель и ее Совет настолько хорошо предсказывали будущее, что могли прочесть его, просто наблюдая за движениями звезд. Они не нуждались в астралаторе, чтобы различить, что реально, а что воображаемо. Для того чтобы развить такой навык, необходимо практиковаться десятилетиями.

Криус велел выключить свет, и комната погрузилась во тьму. Я вдруг смутилась.

– Коснись камня, – предложила Агата.

Странная просьба, но я выполнила ее. Мне тоже этого хотелось с того самого момента, как Криус достал опал. Когда я взяла камень, он оказался теплым. Я прокатила его между пальцами, ощущая крошечные трещинки на гладкой поверхности. Эти изъяны были настолько малы, что едва ощущались, но, как только я их обнаружила, в моей голове стали возникать смутные тени, будто я разгадывала код. Чем дольше я гладила кончиками пальцев грани камня, тем более четкими становились тени, обретая контуры. Наконец, точки и линии сложились в картину, и я увидела созвездие – Дом Рака.

Едва я распознала образ, из камня хлынул яркий поток света. Я вскрикнула, и этот свет рассеялся в воздухе, наполнив комнату звездами. Остальные замерли в молчании, потрясенные не меньше меня. Только поразила их, похоже, не сила камня, а я сама.

Опал спроецировал голографическую карту Вселенной. Огромная голограмма овальной формы – самый совершенный и самый детальный эфемерид, что я когда-либо видела. Я стояла внутри небесного сияния, вытянув руки и глядя, как отблески звезд сверкали на моей коже.