Госпожа победа - Олег Чигиринский Страница 15

Верещагин встал, опираясь на бритого.

— Душ там, в конце коридора, — сказала женщина. — Дойдешь? Сейчас я принесу полотенце. Не запирай двери.

* * *

Артем пренебрег ее советами. Не потому, что стеснялся — голых мужчин госпожа майор наверняка перевидала больше, чем любая севастопольская профессионалка. Просто он чувствовал, что вот-вот пойдет вразнос. Истерика, начавшаяся было в подземном переходе, подступала снова — неумолимо. Наверное, и мужских истерик госпожа майор в силу своей профессии повидала немало, но вот этой она не увидит.

Он не знал, сколько это продолжалось, — может, десять минут, может, больше. Майорша окликала его раза три: «Ты там в порядке?», и каждый раз ему удавалось собрать себя в кулак и сравнительно спокойно ответить: «Да!», после чего можно было опять распадаться на молекулы. Когда это закончилось, он какое-то время сидел на полу душевой кабинки в облаке горячего пара, наслаждаясь пришедшим покоем и опустошением. Согревшись и придя в относительную норму, он избавился от одежды. Попробовал снять и бинты, но не смог развязать мокрые узлы — не слушались руки.

— Ну! — госпожа майор толкнула дверь. — Какого черта! Я же просила не закрываться!

— Подождите… немного…

— Открывай, или я вынесу дверь! Думаешь, у меня не получится?

У нее получилось бы вынести даже дверь в бункер тактического центра. Верещагин набросил на бедра полотенце и отпер замок.

— Ты соображаешь, что делаешь? — напустилась на него майорша. — А если бы ты потерял сознание и захлебнулся? Оно мне надо? Ради этого Сема подставлял свою голову? Согрелся? Вылазь уже из воды.

Она подошла и решительно завернула кран.

— Идем, — сказала она. — Можешь идти?

На всякий случай за ее спиной маячил Сема — уже получивший разнос от таинственного Исаака и переодетый в сухие брюки и ковбойскую рубашку. Втроем они проследовали в тесную каморку посольского врачебного кабинета.

— Пей, — госпожа майор протянула ему пятидесятиграммовый мерный стаканчик.

— Что это?

— Коньяк с опиумом.

— Не надо.

— Ты что, из этих? — спросил Сема. — Которым нравится?

— Нет. Я просто и без того здорово пьян.

— Будет больно.

— Преимущество пьянства в том, что не чувствуешь боли. А если и чувствуешь, то тебе плевать.

— Не волнуйся, плевать не будет, — успокоила его майорша. — Работы здесь часа на два. Так что давай, пей.

Он глотнул, ощутил странный привкус.

— Не общий наркоз. Зачем-то вам нужно, чтобы я был в сознании. Не нравится мне это.

Сема подал матери ножницы, она разрезала бинты.

— Сынок, мне тоже много чего не нравится. Например, не нравится, что мой сын мог и тебя не выручить, и сам пропасть. Не нравится, что у тебя шкура и мясо кое-где рассечены до ребер… Не нравится, что тебе могли черт знает какую заразу занести… Как твое имя?

— Арт… Артем. А ваше?

— Фаина Абрамовна. Ты еще не допил?

— Лэхаим!

— Ду бист аид?

— Еще хуже: цыган. На одну четверть.

— Очень интересно. — Фаина Абрамовна надела медицинский халат, распечатала перчатки, зарядила медицинский степлер. — Ложись на спину, руки за голову, пальцы в «замок». Начнешь хватать меня за руки — скажу Семену, чтоб тебя держал.

Артем решил не хватать ее за руки. Очень не хотелось ему, чтоб его держали.

Все было намного лучше, чем он думал. Как ни странно, труднее всего было не дергаться от щекотки, когда по коже пробегала ледяная струйка этил гидрохлорида. Процесс накладывания шва после нее ощущался как процесс проклепывания прямо на теле кожаной куртки.

— Почему ты меня спас, Семен? Зачем я тебе нужен?

— Для связи с вашим командованием, — беспечно сказал Сема. — Как живое доказательство нашей доброй воли.

— Хотите просунуть через меня какую-то информацию?

— Зачэм просунуть, вах? — сказал Семен. — Пэрэдать!

— Передать можно и по радио.

— Тогда скажем так: у меня были на то личные причины. За что мне и вставили сейчас. Доволен?

Холодное бесчувствие переходило в покалывание, а потом — в жжение. Арт понял, что коньяк с опиумом совсем не помешал. Только благодаря ему удавалось лежать неподвижно и поддерживать разговор.

— Как… идут дела военные?

— Саки и Евпатория — ваши. Феодосия — тоже, Бахчисарай… В Севастополе и Керчи идет жестокая рубиловка, здесь тоже, но не такая страшная. Когда я уходил за тобой, ваши были уже в Сарабузе.

— Где этот… гражданин капитан?

— Беседует с Исааком, — улыбнулась Фаина Абрамовна. — Как чувствуешь себя?

— Радуюсь.

— Чему?

— Прогрессу. Если бы не медицинский степлер, сколько бы вы возились?

— Долго. За что тебя так?

— Не сошлись во мнениях… Они считали, что я должен им что-то сказать… Я думал по-другому.

— Чем это было сделано?

— Антиспе… антистеп-ле-ром…

— Ох, ни хрена ж себе фантазия… — с каким-то мрачным весельем сказал Семен. — Что ж ты такого им не сказал?

Арт помедлил с ответом. Потом улыбнулся:

— Одного английского моряка после крушения выбросило на остров к людоедам. Они поймали его, объяснили ситуацию: загадывай последнее желание, мы его исполним, а потом тебя зажарим, съедим, а из твоей кожи сделаем тамтам. Он думал-думал и попросил ржавый гвоздь…

— Знаю, — оскалился Семен. — Хрен вам, а не там-там. Только у нас это рассказывают про Василия Ивановича Чапаева.

— Меня больше другое интересует, — заметила Фаина Абрамовна. — Откуда такие вот берутся?

— Мам, когда я служил, — в голосе Семена прорезалась какая-то нехорошая вкрадчивость, — мой сержант развлекался тем, что мочился солдату в пилотку, а потом надевал ему на голову. В батальоне также было двое вконец забитых ребят, по отношению к которым сержанты практиковали оральный секс.

— Замолчи, — сказала мэм-майор. — Ты врешь. Почему ты мне раньше этого не говорил?

— Потому что не хотел жаловаться. Я пошел в армию, чтобы тебе и отцу доказать: я не маменькин сынок, я мужчина… Обойдусь и без вашей протекции, не хуже других… Доказал… — он сжал кулак и посмотрел на костяшки пальцев. — Мама, тебе часто солдаты с синяками говорили, что поскользнулись и упали?

— Случалось…

— И что ты? Верила? Ты же врач, тебе же сразу все должно быть понятно.

Фаина Абрамовна сказала что-то на иврите.

— Нет, ма, говори по-русски. Вы же с отцом были советскими офицерами… Вы же на фиг никуда не хотели, ни в какой Израиль! Куда там, предательство Родины… Так вас из этой армии выдавили, как косточку из вишни! Мы же с Мишкой вас насилу уговорили, если бы он не сказал — еду, и баста! — вы бы так и не сдвинулись. Ну так что ты мне скажешь? Что ты делала, когда к тебе приходил солдатик с вот такими фонарями?