Спасти род Романовых: Первокурсник - Дмитрий Лим Страница 15

Небольшие споры вмиг прекратились, как только голос Лаврентия громом пронесся по столовой.

— В стенах моего заведения нет власти ваших чинов, власти вашего рода. Все вы одно целое и равны между собой. Никому не дозволю здесь, в академии, оскорблять положение друг друга вне этих стен. Запомнили?

Весь зал протяжно выдавил из себя слово «да». Лаврентий улыбнулся и продолжил:

— Как вы все поняли, ваше нахождение здесь еще не повод полагать, что вы студенты академии. Как вы знаете, вас ждет два испытания. Практическое и магическое. Испытание пройдет завтра, и завтра же вы получите всю необходимую о нем информацию. А дальше слово за Якобом Германом.

Лаврентий кивнул мужчине по правую руку от себя и сел.

Якоб — обладатель выдающегося на голове парика, огромного живота и тонкой линией усов, кряхтя, встал, прокашлялся и заговорил голосом, который никак нельзя было назвать мужским. Он был каким-то писклявым, странным и, как показал смех некоторых студентов, довольно-таки смешным.

— Пгхиветствую всех! — Как оказалось, он не мог выговорить букву «р» и явно имел акцент.

— Он сам родом из Швейцарии, а последние несколько лет преподавал в Германии. Забавный акцент, да? — прошептал Иван. — Только ты это, молодец, что не засмеялся… Вон та женщина, — он кивком показал на «белый костюм», — его сестра и редкостная злопамятная лябзя!

«Что такое лябзя?» — сразу же уточник у «листочка» в кармане.

«Болтун, болтунья».

«И как мне это понять?»

«Трепло, говоря твоим языком».

«А-а-а-а…»

— У нее есть власть вне академии, запросто может очернить твое славное имя… А сказок-то она рассказывает… Уши вянут!

Я никак не прокомментировал его слова, отметив, что здесь точно нужно держать язык за зубами и себя в руках в придачу. Обидишь, не дай бог, маминого сыночка, выйдешь за стены «школы» — и все, прирезали где-нибудь в кустах.

— Как уже сказал наш пхгезидент, — он почтительно поклонился в сторону Лаврентия, — вас ждуь два испытания. Подгхобности я гхасскажу завтгха в десять ноль-ноль утгха здесь, в столовой. Но, как я знаю, не у всех пгхисутствующих здесь, — он явно посмотрел на меня, и мне не показалось, — нет до сих погх собственного фамильягха.

После его слов появился новый, более гулкий смех среди студентов.

— Тише-тише, уважаемые, — он «перепищал» смех, — в этом нет ничего постыдного. Не забывайте, не все знают о собственной силе и не у всех есть возможность вовгхемя научиться использовать магию.

Его слова вновь вызвали новую волну смеха и явно не из-за того, что у кого-то нет фамильяра. Но здесь уже вмешался президент.

— Молчать! — рявкнул он, не вставая со своего места.

Моментально все утихли, и Лаврентий Лаврентьевич обратился к Герману:

— Продолжайте, профессор.

— Спасибо! — улыбнулся тот. — Что я хотел вам сказать… — Он задумчиво почесал где-то под париком. — Ах, да… После ужина подойдите ко мне, я вам дам короткую инфогхмацию о том, где и как получить своего фамильягха, если гходовым вы не владеете.

«Значит, мне идти к нему?» — спросил я сам себя.

Расплываясь в мыслях, что мне следует к нему обратиться и в этом нет ничего постыдного, так как за спрос денег не берут, я и не заметил, как президент скомандовал «ужинать».

Я ел все, до чего мог дотянуться. И еда, как оказалось, была гораздо вкуснее привычных брикетов «дома». Все, к чему я прикасался, комментировала бумажка в кармане, так как я попросил «старика», хотя бы называть названия блюд, чтобы в будущем я знал, что кладу в свой котелок.

«Гречневая каша».

Вкусно-то как…

«Солодовое пиво».

Знаю, что это такое, но вкус… Лучше!

«Морской окунь».

Без комментариев.

«Куриные голени с запеченным картофелем».

Это безумно вкусно!

Я ел, ел, ел ровно до того момента, пока одного из студентов, сидевшего со мной за одним столом и, как оказалось, гневно пялящегося на меня, в какой-то момент не клинануло.

Подросток с черными волосами, лицом, которое прямо просило «ударь меня», и голосом, полным надменности и пафоса, встал из-за стола и громко, чтобы услышали все, сказал:

— Не должно иметь рабов свидетелями того, когда хозяева едят и веселятся.

Ого, вот это замашки сыночка богатого папика. Про кого это он так?

Все как один уставились на него, а он, на меня. Искра, буря, безумие.

Его указательный палец явно был направлен в мою сторону, а лицо таки требовало: «Алешенька, возьми вон то блюдо, которое называется овсяной кашей, и херачь меня по лицу до кровавых соплей».

— Александр Барятинский, — голос президента явно отрезвил студента, — что ты хочешь этим сказать?

Малец, казалось, не чуть не испугался Лаврентия, и продолжил нести чушь:

— Сын стольника должен подносить нам блюда, а не есть рядом с нами. Как и вся его семейка!

А, так это он про меня? Хера се. Корона на башке не жмет? Мне ее поправить?

-— Он что, не слышал, что говорил президент про чины? Или посчитал, что это правило к нему не относится? -— тихонько спросил Ваня блондинистого, слащавого перенька перед собой.

-— Дурак он, вот и все, -— ответил ты.

— Я, если вы позволите, сейчас возьму этого паршивца, и… -— начал было "дурачок".

Но ему не дали договорить. Появился еще один «возмущенец».

— Почему на нем эмблема первого курса? Как он мог пройти испытания раньше нас?

Гул возмущения вокруг моей персоны начал зашкаливать. Я искренне был удивлен такими вопросами, ибо и сам не мог на них ответить.

— Тишина! — рявкнул Лаврентий. — Ты, — он показал пальцем на Барятинского, — сядь на свое место, закрой рот и молись, чтобы Алексей, — на сей раз кивок был в мою сторону, — не вызвал тебя на дуэль за откровенную клевету и не прикончил. А для всех остальных скажу вот что. Алексей тут на таких же птичьих правах, как и вы, и будет проходить испытания наравне с вами. Но, — он сделал короткую паузу, — это никак не повлияет на то, что у нас с ним контракт.

Какой еще, к черту, контракт?