Закон Чернобыля - Дмитрий Силлов Страница 15

У меня хватило сил повернуть голову и посмотреть Захарову в глаза. Но тот вовремя отвел взгляд в сторону.

– Ну вот, – сказал он, обращаясь к жилистому вояке в камуфле и с автоматом руках, чертами лица напоминавшего то ли лису, то ли шакала. – Вы хотели удостовериться. А значит…

– Слышь, ты! – перебил его вояка, качнув в мою сторону стволом автомата. – Ну-ка, скажи что-нибудь.

Подобное обращение обычно стимулирует меня лучше любого препарата. Я шевельнулся, понял, что не смогу резко вскочить и заехать шакаломордому в рыло – да и глупо это, когда у него в руках автомат. Поэтому я лишь собрал во рту мерзкую на вкус слюну с тошнотворным вкусом блевотины и от души так харкнул вояке в харю.

Получилось неважно. Раньше б точно прям в рыло попал, благо стоял он почти рядом. А так плевок получился хилый – но смачный, судя по тому, с каким качественным чавканьем он шлепнулся вояке на берц.

Хоть обувка у шакаломордого была грязная, как душа Жмотпетровича, дополнительное украшение в виде моей харкотины ему не понравилось. Поэтому он скривился, как лис, которому прищемили хвост, подошел ближе, замахнулся прикладом…

И тут пол тряхнуло. Сильно. Так, что свет сразу стал красно-аварийным, а из потолочного люка вывалился управляемый пулемет и повис на проводах, раскачиваясь, словно маятник.

Где-то снаружи глухо замолотило что-то крупнокалиберное. А из того места, откуда выпал пулемет, раздался механический женский голос:

– Воздушная тревога! Ракетный удар! База атакована вертолетами Объединенных сил независимых государств. Два бронеколпака повреждены, нарушено электроснабжение комплекса. Перехожу на аварийный режим!

– Не думал, что они так болезненно отреагируют на ликвидацию небольшого отряда охраны периметра, – слегка растерянно проговорил Захаров.

– И очень оперативно, – сказал шакаломордый, опуская автомат и явно забыв про меня. – Что теперь, господин академик?

С потолка, оторвавшись от проводов, рухнул пулемет, с грохотом упав на пол. Захаров растерянно теребил бородку, глядя на него.

– Что теперь?!! – взревел вояка, яростно оскалив зубы и от этого став еще больше похожим на представителя семейства собачьих. – Еще пара таких залпов, и они нас тут похоронят!

– Да-да. – Захаров наконец пришел в себя от его вопля. – Бежим! За мной!

И рванул… куда-то. Что не удивительно. У этого пройдохи-ученого в его научном комплексе куча лазеек, нор, схронов, потайных выходов. Следом за ним ринулись военные.

А я… Я остался сидеть в автоклаве, с ног до головы измазанной собственной черной блевотиной, имеющей синеватый оттенок. Впрочем, сидел я недолго. Когда здание сотрясается от разрывов, рефлексы становятся сильнее слабости, сковавшей все тело. Мгновение назад я был уверен, что не смогу даже на ноги встать без посторонней помощи, а тут – поди ж ты, откуда силы взялись!

Я судорожно дернулся, перевалился через край автоклава, рухнул на пол, больно приложившись об него коленями и локтем, не удержавшись, упал на бок – и пришел в себя окончательно.

Встать получилось со второй попытки. Я, шатаясь, поднялся на ноги, чувствуя, как они предательски трясутся, оперся об откинутую крышку автоклава и принялся усиленно соображать, что делать дальше.

Увы, соображалось туго. Бежать – но куда? Я, конечно, не раз бывал в научном комплексе Захарова, но не настолько хорошо его знал, чтобы понять, в какой именно из его многочисленных лабораторий я сейчас находился. Но даже если бы и удалось выбраться из здания, которое сейчас ракетными залпами разбирают на части вертолеты, долго ли я продержусь в Зоне, еле волоча ноги и при этом без оружия? Думаю, до первого мутанта, которые прекрасно чувствуют беспомощность жертвы. Так не лучше ли остаться здесь, дождаться, пока рухнет крыша здания, и спокойно, без суеты вернуться в ледяные чертоги Сестры?

– Снайпер!

Я с трудом повернул голову на голос.

Ишь ты, надо же! Профессор Кречетов собственной персоной – вернее, то, что от него осталось. Голова и кусок груди. Вот уж кому не повезло – так не повезло. Лучше сдохнуть, чем жить вот так…

– Слушай, давай забудем все, что было, – хрипло и явно волнуясь, проговорил живой бюст Кречетова. – Я убил тебя, ты убил меня, так что за прошлое мы в расчете. А сейчас давай просто поможем друг другу.

Наверху грохнуло, в двух метрах от меня рухнул на пол солидный кусок бетонного перекрытия, обдав меня серой пылью.

– Ты уверен, что сможешь нам помочь? – спросил я, с трудом делая шаг к столику на колесиках, на котором лежали пять деформированных гильз. Получилось. Я сунул гильзы в липкий карман камуфляжа и оперся руками об столик. Устал.

– Рядом, через две двери… кабинет Захарова, – задыхаясь, проговорил Кречетов – видимо, он сильно волновался и ему трудно было быстро говорить. – Нам надо туда. Они наверняка помчались… в сектор эвакуации… так что у нас может получиться.

– Что получиться? – спросил я, уже мысленно согласившись на все, просто выгадывая секунды перед тем, как совершить невозможное, – ибо когда собственное тело ощущается как кусок бесформенной ваты, прикрепленный к голове, любое движение становится настоящим подвигом.

– Просто сделай, – прохрипел Кречетов.

И я, закусив губу до боли, сделал.

Опираясь на столик, я подкатил его к установке жизнеобеспечения профессора, повинуясь его указаниям, нажал несколько кнопок и, когда стеклянная колба, в которой находился бюст, раскрылась, словно раковина, выдернул из тела профессора все иглы и трубки, по которым к нему подавалась питательная жидкость. А потом рывком выдрал живой бюст из автоклава и, не удержав равновесия, не положил, а бросил его на столик-каталку.

– Полегче, – простонал профессор через стиснутые зубы.

Ну да, наверно, ему сейчас очень больно. Я видел, как во вскрытой грудной клетке судорожно колотится сердце и трепещут легкие и как по лицу страдальца катятся крупные капли пота. Наверняка здесь не обошлось без препаратов на основе мощных артефактов, которые пока еще поддерживали жизнь в этом жутко искалеченном теле. Но надолго ли?

– Теперь быстрее, – прошептал Кречетов, на глазах теряя силы без своих игл и трубок, оставшихся в автоклаве. И добавил: – Пожалуйста.

Я даже позавидовал его желанию жить – у меня его не было вовсе. Но зато в моем кармане лежали частички тел моих друзей, которых я, наверно, мог еще оживить – и на глазах слабеющий бюст ученого, возможно, мог мне в этом помочь. Поэтому я из последних сил навалился на стол-каталку и покатил его к выходу из лаборатории.

* * *

По пути таксист мучил мобилу: звонил кому-то, кто упорно не подходил к телефону. Водила матерился вполголоса, но был настойчив.

Наконец ему ответили. Даже со своего места Томпсон слышал треск помех, сквозь который водитель отчаянно пытался проораться, из-за чего чуть разок не отправил машину в кювет.