1985 - Евгений Бенилов Страница 14

РАСПИСКА

С содержанием своего первичного досье со слов сотрудника В. Назаревича ознакомлен 28 декабря 1985 года.

__________________________

«Я бы хотел взглянуть на досье своими глазами.» — попросил Эрик; «Не положено.» — отмахнулся сотрудник Назаревич. «Тогда я расписку подписать не могу. — слизняк перестал барабанить пальцами и недоверчиво вскинул глаза, — Я ж досье не видал … а вдруг вы что-нибудь пропустили?» Эрик положил бланк и авторучку на стол.

Две последние цифры на стенных часах изменились: 13:20.

«Так вы отказываетесь подписывать?» — по голосу слизняка чувствовалось, что он разозлился. Эрик кивнул. «Что ж, так и запишем!» — гигиенист нацарапал что-то на бланке расписки и вложил его, вместе с дискетой и распечаткой, в коричневый конверт. Потом нажал кнопку в углу стола — где-то в отдалении тренькнул звонок. «Эх, не было б у тебя, подонок, категории Б1, — слизняково лицо вдруг искривила злобная гримаса, — пожалел бы ты о своем поведении …» Страдальчески шевеля губами, он наклеил на конверт эрикову справку о поступлении.

В кабинет вошел давешний среднеазиат. «Отвести наверх.» — прошипел слизняк, протягивая конверт. «Пищел.» Эрик вышел из комнаты. «Твоя напираво не ходы, твоя налэво ходы!» — чурка подтолкнул его в сторону запертой висячим замком металлической двери в дальнем конце коридора. За дверью была лестница. Они поднялись на три пролета и опять оказались перед металлической дверью — на этот раз, запертой изнутри. Чурка постучал — дверь отворилась. На пороге стоял здоровенный детина в черной форме внутренних войск со связкой ключей на поясе и прыщом на носу. «Моя нидерланиста привела.» — робко сказал чурка и выставил вперед руку с конвертом. Детина забрал конверт, Эрик зашел внутрь, дверь захлопнулась. «Сидоров! — заорал детина, — Кончай чаи гонять, работать надо.» Через одну (из двух имевшихся) боковых дверей вошел детина без прыща и уселся за стол у стены. В углу комнаты лежали стопкой большие целлофановые пакеты и картонная коробка с наручниками. «Руки давай, нидерландская морда … — прыщавый детина взглянул на номер, выбитый на наручниках, выбрал соответствующий ключ и отомкнул замок, — Раздевайся!» — он бросил наручники в коробку. Эрик снял шубу. Детина без прыща открыл лежавший на столе блокнот и приготовился писать. «Шуба синтетическая, коричневая. — огласил прыщавый детина и запихал эрикову шубу в целофановый пакет, — Свитер шерстяной, машинной вязки, синий … Совсем раздевайся, нидерландская морда … чего стоишь?»

Пять минут спустя Эрик стоял абсолютно голый — вся его одежда была распихана по (трем) целофановым пакетам. Пометив что-то в справке о поступлении, детина без прыща унес конверт через боковую дверь, расположенную слева от входа. «Пшел.» — оставшийся детина указал на боковую дверь справа. Эрик шагнул вперед, оказавшись в маленьком помещении — сотни маленьких отверстий испещряли пол, потолок и стены. Дверь позади него захлопнулась. Несколько секунд не происходило ничего. Потом раздалось шипение, и со всех сторон ударили мыльные струи — Эрик зажмурился, прикрыв руками чувствительные места. Примерно через минуту струи иссякли, но тут же ударили снова — на этот раз, просто водой, без мыла. Еще минута, и струи иссякли окончательно. Впереди загремела дверь: «Выходи, нидерландская морда!» Эрик вышел.

Детины уже ждали его в следующей комнате: «Вытирайся … чего стоишь? — прыщавый кинул ему грязное мокрое полотенце. — Какой у тебя размер штанов?…» — пол был завален тюками с обувью и одеждой. Подгоняемый детинами, Эрик оделся в грубое дерюжное белье, черно-белый полосатый комбинезон и черные ботинки. «Становись! — детина без прыща указал на белый экран, висевший на стене в углу комнаты, и достал из стоявшего рядом шкафа фотоаппарат, — Не шевелиться и не моргать, нидерландская морда!» Раздалась яркая вспышка, из фотоаппарата тут же вылезла фотография. «В профиль повернись!» — приказал детина. Еще одна вспышка. Прыщавый вложил фотографии в коричневый конверт, отпер одну из (двух имевшихся) боковых дверей и махнул рукой: «Пшел!» Эрик шагнул вперед, дверь позади него захлопнулась.

Он оказался в большом помещении, уставленном рядами низких деревянных скамеек с сидевшими на них людьми в полосатых комбинезонах. Было тихо — никто ни с кем не разговаривал. Эрик сел на свободное место и опустил голову. Ему хотелось подумать.

Прошло пятнадцать минут. Ни один из десятка находившихся в комнате людей не проронил ни слова.

«Слушай, друг! — к Эрику подсел вертлявый человек средних лет с избегающими собеседника глазами, — За что сидишь?» «Не знаю.» — Эрик отвернулся в сторону. «Не хочешь говорить?… И правильно! — вертлявый понизил голос, — Знаешь, сколько здесь стукачей? Больше половины!» Эрик молчал. Вертлявый поерзал на неудобной низкой скамейке и вдруг толкнул его в бок: «Хочешь анекдот расскажу?» «Нет.» «Да ладно тебе … чего так-то сидеть? Слушай: задают армянскому радио вопрос — правда ли, что Маяковский покончил с собой? А армянское радио отвечает: конечно, правда! Мы даже записали его последние слова: 'Не стреляйте, товарищи! ' Ха-ха-ха … Ха-ха-ха …» — вертлявый затрясся в приступе притворного хохота. Эрик опять отвернулся в сторону, но вертлявый не отставал: «А ты про норвежское телевидение анекдоты любишь?…»

Загремела дверь. В комнату вошел жилистый парень лет двадцати пяти и сел по другую сторону от вертлявого. Сквозь расстегнутый до пояса комбинезон виднелась татуированная грудь. «Здравствуй, друг! — обратился к нему вертлявый, — Ты тоже послушай. Задают норвежскому телевидению вопрос — правда ли, что половина членов ЦК идиоты? А норвежское телевидение отвечает — нет, половина членов ЦК не идиоты. Ха-ха-ха … Ха-ха-ха … Уп-п!» Не замахиваясь, татуированный ударил вертлявого по лицу — со странным хлюпающим звуком, тот опрокинулся через скамейку назад. Тишина в комнате сгустилась до консистенции (давно исчезнувшего из продажи) сгущенного молока. Несколько секунд вертлявый лежал на грязном полу без движения, потом вскочил и отбежал в сторону — из разбитой губы его текла кровь. «Ты чего дерешься, друг?! — захныкал он, — Я ж только анекдот рассказал!» Татуированный сделал движение, будто собираясь встать, и вертлявый, подвывая от страха, отбежал на дальний конец комнаты.

Стало тихо.

Прошло восемь или девять часов, в течение которых в комнату привели еще семнадцать человек. Стало душно. Хотелось есть. Думать Эрик больше не мог — от голода и духоты путались мысли. Да и о чем думать?… Все было ясно.

Позади загремела дверь, и в помещение, толкая тележку на колесах, вошел очередной детина в форме внутренних войск. «Жрать подано, граждане преступники!» — голос охранника гулко резонировал в замкнутом пространстве комнаты. Люди, сидевшие на скамейках, зашевелились — на тележке стояли жестяные тарелки с гречневой кашей. «А ну, сидеть на местах! — рявкнул охранник, — Я сам раздам.» Он прошелся по рядам и сунул каждому по тарелке гречки с воткнутой в нее ложкой. «А чай?» — защищая интересы преступных масс, потребовал вертлявый; «Подождешь.» — презрительно процедил охранник и вышел. Из-за двери донеслись звуки запираемого засова. В комнате раздались звуки пережевываемой пищи.

Прошло минут двадцать. Охранник раздал чай. Прошло еще минут десять.