Последняя девочка - Вадим Юрятин Страница 13

А, вообще, я в последнее время жил во Франции, то есть там, где когда-то была страна Франция, в Париже. Да, я ещё успел и по Елисейским полям прогуляться, и каштанов жареных поесть, и насладиться жизнью. Там у нашей конторы была штаб-квартира, и все мы, геймеры, тренировались перед крупными соревнованиями. К тому времени, когда начались «взрывы», футбол и прочие древние развлечения почти сошли на нет. Они интересовали, в основном, тех, кому было за 60. Молодежь предпочитала виртуальные танковые сражения или гонки, или, хотя бы, то же самое «Домашнее хозяйство», поэтому я был весьма востребован. Так и жил: то тренировки, то соревнования. Меня многие знали, правда, лица моего никто не видел. Я же был то «танком», то «самолётом», то «сантехником».

Так вот, в Париже начались гонения на белых, и вышло Постановление Правительства Франции, в соответствии с которым всем гражданам, «идентифицирующим себя в качестве белокожих христиан», было предложено как можно скорее покинуть столицу республики. Я решил вернуться на Родину. Я ведь сам-то отсюда, из этого города. Тут недалеко родители мои жили, рядом с телецентром, где мы девочку нашли. Вот я и подумал, что здесь у нас всё лучше, чем там, в европейско-африкано-арабской стране с преобладанием лиц, которые «идентифицируют себя в качестве темнокожих мусульман». Здесь, правда, оказалось примерно то же самое, что и во Франции, разве что не били за то, что ты белый.

А после взрывов я сюда пришёл. Увидел, что тут движение какое-то, и пришёл. Правильно сделал, как оказалось. Профессор клёвый, во всё «втыкается», а где чего не знает, там я ему помогаю. Я ведь чего только в жизни не видал, в каких только переделках не побывал! И в тюрьме сидел, конечно, не совсем настоящей, и с самолёта прыгал, ну тоже такого…, и преступников ловил, виртуальных, понятное дело, но преступников.

Первое время тяжело было. Всё куда-то пропало, когда отключилась Сеть. Ни почты, ни телефона, ни документов, ни денег. Хуже всего то, что не с кем было поговорить. То есть, конечно, кругом были люди, но это я сейчас понимаю, что с ними можно так просто общаться, а тогда ещё не знал. Тысячи потерянных людей, не знающих, что им сказать друг другу, тысячи одиноких матерей, не знающих, как им связаться с их детьми, тысячи детей, не умеющих что-то делать в невиртуальном мире. Вот как мы тогда выглядели. Многие годами сидели в Сети, в обычном мире они лишь ели и справляли нужду. Собственно, и я был таким же. Меня, правда, периодически возвращали на Землю крепкие кулаки «европейско-африкано-арабских» парней, но об этом раньше нельзя было говорить, чтобы их не обидеть. Вот как, интересно, они там сейчас? Выжили? Сбились в банды «охотников»? В нашем новом мире, как выясняется, это помогает, но ненадолго. Выживает всё равно умнейший. В смысле, умнейший и бесчувственный, а ещё точнее – умнейший, бесчувственный и лишённый предрассудков, которыми мы были связаны в нашей прошлой жизни. Я имею в виду предрассудки обо всём этом равенстве прав и прочем таком. Я рассказывал об этих своих мыслях Плотнику, он, кстати, обещал написать рассказ на эту тему. Плотник, хоть и неправ, но человек он талантливый, грустно сейчас без его гитары, без его песен, особенно без той, которая называется «Никто не придёт».