Вернувшиеся - Джейсон Мотт Страница 13

Агент Беллами тоже знал не больше каждого, но он не стыдился этого.

— Чертов идиот, — проворчал Фред Грин.

Он повернулся на каблуках и направился к выходу. Толпа с трудом расступалась, пропуская его.

Когда Фред ушел, атмосфера собрания успокоилась — во всяком случае, по южным меркам. Люди по очереди задавали вопросы человеку из Бюро и пастору. Вопросы были ожидаемыми. Их задавали везде: в любой стране, в каждой церкви и городском зале, в аудиториях, на форумах и чатах. Одни и те же незамысловатые вопросы. Их задавали столько раз, что людям становилось скучно от этого бессмысленного повторения.

Ответы на вопросы были в равной степени скучными: мы не знаем; дайте нам время; пожалуйста, сохраняйте терпение. В своих усилиях священник и человек из Бюро создавали идеальную команду. Один призывал к гражданскому долгу, другой — к духовным устремлениям людей. Если бы они не проявили такую абсолютную слаженность, то трудно представить, что сделал бы город, когда в помещении появилось семейство Уилсонов.

Они вышли из трапезной, расположенной в задней части церкви. Их семья жила там около недели. Незаметные и отверженные. Те, о ком почти никто не говорил. Джим и Конни Уилсоны, а также их дети — Томми и Ханна — являлись величайшим стыдом и печалью Аркадии, потому что раньше здесь не было убийств.

И вот это случилось. Годы назад в одну жуткую ночь все семейство Уилсонов перестреляли в их собственном доме. Причем преступник не был найден. Тогда ходило много слухов. Больше всего говорили о бродяге по имени Бен Уотсон. Бездомный мужчина странствовал от города к городу, словно мигрирующая птица. Обычно он появлялся в Аркадии зимой — находил пустой амбар и жил там, сколько мог. Но никто не считал его преступником. К тому же, когда Уилсонов убили, Бен Уотсон находился за два штата к северу — сидел в тюрьме за пьянство в общественном месте.

Имелись и другие версии, но их правдоподобие оставляло желать лучшего. Например, распространялся слух о тайной любовной измене. Иногда обвиняли Джима, иногда — Конни. Но этому никто не верил, потому что для Джима существовали только работа, церковь и семья, а Конни выходила из дома только в церковь, да и то с детьми. Поговаривали, что Джим и Конни были влюблены друг в друга со школьных лет, и Бог связал их навеки семейными узами. Всякие интрижки и «прогулки налево» не имелись в ДНК их любви.

Люсиль часто заходила к ним в гости. Джим, не будучи любителем фамильных исследований, всецело полагался на ее слова, когда она говорила об их родстве через тетю (имя которой никогда не упоминалось). Уилсоны тоже навещали Харгрейвов, если Люсиль приглашала их на обед или ужин. Всем нравится общаться по-семейному.

Люсиль заботливо присматривала за жизнью Джима и Конни. Многие годы после их гибели она запрещала себе думать об этом, но на самом деле ей доставляло удовольствие следить за бытом скромной семьи, за ростом детей, за всем тем, что могло бы быть и у нее, если бы не смерть Джейкоба. Как она могла не считать их семьей, когда они были частью ее мира?

Через несколько лет после убийства Уилсонов многие люди постепенно сошлись в одном мнении — в той молчаливой невыразимой манере, в которой жители маленьких городов согласуют важные вопросы, — что преступник был не из Аркадии. Не местный. Казалось, что грубый мир, ответственный за это преступление, нашел на карте тайную область, где провинциалы наслаждались тихой жизнью, и, проникнув туда, разрушил их покой и счастье.

Когда прихожане заметили Уилсонов, церковь погрузилась в меланхоличную тишину. Сначала из трапезной вышли Джим и Конни. За ними последовали Томми и Ханна. Толпа раздвинулась перед их семейством, словно трещина, пробежавшая по высохшей глине.

Джиму Уилсону было около тридцати пяти лет — молодой, белокурый, с широкими плечами и квадратным подбородком. Он выглядел как человек, который всегда что-то строил. Всегда участвовал в каком-то производстве. Всегда способствовал настойчивому росту человеческого развития в противовес извечному голоду вселенской энтропии. Вот почему при жизни он был всеобщим любимцем. Джим воплощал в себе пример для жителей Аркадии: вежливый трудолюбивый южанин с хорошими манерами. Но теперь, став одним из «вернувшихся», он напоминал им о темной стороне их природы.

— Вы подошли к серьезному вопросу, — сказал Джим низким голосом. — К вопросу, который был поднят, но остался без ответа. О том, что делать с нами.

Пастор Питерс тут же перебил его:

— Ну-ну, не надо так драматизировать. Мы ничего не будем делать с вами. Вы такие же люди, как и мы. Вам нужно место для жизни. Поэтому всем вам дадут приют.

— Они не могут оставаться здесь вечно, — сказал кто-то в толпе.

Прихожане снова заспорили друг с другом.

— С ними нужно что-то делать.

— Я просто хотел поблагодарить вас за вашу доброту, — произнес Джим Уилсон.

Он планировал сказать нечто большее, но теперь это желание прошло. Жители Аркадии вдруг стали для него чужими. Они пугали его. Некоторые из них смотрели на Джима с неприкрытой злобой.

— Я просто… — повторился Уилсон. — Я хотел сказать вам «спасибо».

Он повернулся и, взяв детей за руки, увел свое семейство в церковную трапезную. После этого собравшиеся люди уже с трудом находили темы для споров и обсуждений. Они какое-то время перемалывали прежние вопросы, ворчали, ругались и обвиняли «вернувшихся». Но реальных выводов по-прежнему не было. Каждый чувствовал себя измотанным пустыми словами.

Когда прихожане начали выходить из церкви, агент Беллами переместился к двери. Пока жители Аркадии проходили мимо него, он давал им заверения, с улыбкой жал руки и, отвечая на вопросы, говорил, что сделает все возможное для понимания происходящего. Он обещал им, что останется в городе до улучшения ситуации.

«Улучшение ситуации» как раз и было тем, что люди ожидали от правительства. Поэтому они на время забывали о своих опасениях и подозрениях.

Вскоре в церкви остались только пастор с женой и семейство Уилсонов, которое, не желая привлекать к себе излишнее внимание, тихо сидело в маленьком флигеле — подальше от глаз и памяти горожан, словно каждый из них вообще не возвращался из чертогов мертвых.

— Я так понял, что Фред честно высказал вам свое мнение, — произнес Харольд, когда Люсиль устроилась в кабине грузовика.

Она, пыхтя и взмахивая руками, сражалась с ремнем безопасности Джейкоба.

— Эти люди… такие… такие непорядочные!

Пряжка ремня щелкнула, акцентируя ее слова. Люсиль нажала на кнопку стеклоподъемника. Механизм сработал только с третьей попытки. Старуха с недовольным видом сложила руки на груди. Харольд включил зажигание. Мотор завелся с грозным ревом.

— Я смотрю, Джейкоб, твоя мама снова прикусила язык. Наверное, отсидела все собрание и рта не раскрыла, верно?

— Да, сэр, — ответил Джейкоб.

На лице мальчика засияла улыбка.