Клим Драконоборец и Зона Смерти - Михаил Ахманов Страница 13

– Оставь его, тетушка Хоколь, не гневайся. Конечно, эти песни – не высокое искусство, и смысл их никому не понятен. Но я думаю, он только пробует голос, чтобы явить нам свой талант во всей красе. Если для этого нужна сосиска или сметана, пусть их получит.

Кот ожил и облизнулся.

– Мудррое ррешение, мудррое… ррыбка, сметана, сосиска… Но ша! Все же я сначала вам спою. Спою корролеве, ее дамам и корролю, которрый пррячется у дверри. Думаю, он будет доволен.

И хатуль мадан двинулся направо, шевеля усами, мурлыкая и свивая круги у ног госпожи Хоколь. Под его лапами сверкнула золотая цепь, простерлись мощные ветви дуба, и тогда он поднял голову и завел песню – на этот раз приятным баритоном:

Ой, морроз, морроз, не моррозь меня,

Не моррозь меня, моего коня.

У меня жена, ой, кррасавица,

Ждет меня домой, ждет-печалится…

Песня отзвучала, и кот, озаренный сиянием золотой цепи, начал следующую:

Живет моя отррада в высоком террему,

И в террем тот высокий нет хода никому.

Я знаю, у кррасотки есть сторрож у кррыльца,

Но он не загорродит дорроги молодца…

Он замолчал, блеск золота исчез. На лету поймав сосиску, брошенную Омриваль, кот съел ее и отвесил изящный поклон королеве. Потом, гордо задрав хвост, направился прочь из будуара. Климу, шагавшему следом, почудилось, что хатуль мадан то ли мурлычет, то ли продолжает что-то напевать. Он прислушался. Кот и в самом деле пел, и под его лапами снова поблескивала золотая цепь:

– Шаланды, полные кефали…

Клим поднялся на восходе солнца. Омриваль, покачивая на руках младенца, смотрела, как он собирается, натягивает башмаки, прочные штаны из замши и кожаную куртку, опоясывается широким ремнем, подвешивает к нему нож и флягу, прячет за пояс флакон с эликсиром и кошелек. Тревожным был взгляд королевы.

– Ты, милая, не печалься и за меня не беспокойся, – сказал Клим. – Если скоро не вернусь, значит, дела задержали. Страна далекая, и что там творится, ведает один Благой Господь.

– Чудовища, – тихо промолвила Омриваль. – Старец Ашрам говорил про чудовищ…

– Что чудовища? На всякую гидру найдется свой Геракл. – Клим нащупал флакончик за поясом и добавил: – Который вооружен и очень опасен.

По щеке Омриваль скатилась слезинка.

– А вот этого не надо, – шепнул Клим, целуя ее губы. – Королеве плакать не положено.

– Что же мне делать без тебя?

– Как что? Правь! Ты владычица державы! Земли и народ в твоих руках, и ты за все в ответе. Лишь об одном прошу, – Клим опять ее поцеловал, – войну без меня не начинай. Война все же занятие мужское.

Омриваль выпрямилась, ее глаза сверкнули.

– Сделаю, как ты сказал. И буду ждать! Ты мой король, а я твоя королева!

Улыбнувшись, Клим перебросил через плечо сапоги, погладил щечку спящего сына и спустился во двор. Спутники поджидали его у ворот – скоморох, прижимавший к животу торбу с припасами, и джинн Бахлул, который выглядывал из кармана Црыма. Что до хатуль мадана, тот спал в корзине, прикрыв морду пушистым хвостом, – видно, утомился после вчерашнего концерта.

Клим натянул сапоги. Они были чудовищного размера – даже засунутая в обуви нога в них болталась. Затем, не сходя с места, поднял корзину и кивнул шуту:

– Полезай на закорки и крепче держись. Не хотелось бы обронить тебя по дороге.

Шут взгромоздился ему на спину, и Клим крякнул – хоть гном, а увесистый. Впрочем, был он не тяжелее автомата и мешка с походной выкладкой.

Латники у замковых врат грохнули алебардами. Сегодня старшим у них был сир Олифант Беспощадный, его броня сверкала под утренним солнцем, развевались перья на шлеме, грозно топорщились шипастые наплечники. Он поднял меч, отдавая салют королю.

– Открыть ворота! – велел Клим.

Тяжелые створки распахнулись, и он сделал первый шаг. Второй пришелся уже далеко за городом, в Заповедном лесу, где шелестели деревья, журчали ручьи и тянулись на юго-восток звериные тропы.