Агафонкин и Время - Олег Радзинский Страница 13

Он проснулся и не сразу понял где. Агафонкин приоткрыл глаза и по знакомым очертаниям предметов в предрассветной тьме разобрал – у себя в комнате, в Квартире: вот старый книжный шкаф, уставленный отобранными Платоном книгами – эти алеша прочитать обязательно, вот комод с тремя дверцами, а вот – у большого окна – стол, за которым он все детство выполнял задания, данные Матвеем Никаноровичем – пространственное отражение квадратичной интерполяции или эволюция понятия генома или языковые формы познания; для обучения Агафонкина Матвей Никанорович выбирал исключительно темы, интересные ему самому.

Агафонкин любил это время зимой – ночь отступила, но еще борется, не сдается, словно женщина, которая знает, что любви больше нет, но отказывается в это верить и не хочет тебя отпустить. Ночь – женщина: тьма, тайна; день – мужчина: свет, ясность. Агафонкин где-то это читал. Только не помнил где.

Он потянулся, нежась в кровати, и вдруг понял, что лежит поверх одеяла, одетый. Агафонкин ощупал себя – на нем был летний костюм, в котором он взял Тропу в Киев-7июля1934-го. И сразу – проблеск молнии в грозовом небе – его ударило, заставив сесть в темноте комнаты: Катя. Катя Никольская.

Внутри, словно темная вода, все еще стоял сон, только о чем – Агафонкин не мог вспомнить. Катя – приснилась ли она ему? Как он вернулся обратно, в Квартиру? Кто был Носитель? Какой сегодня день? Какой год?

Агафонкин спустил ноги на пол и осознал, что обут: он спал в легких двухцветных туфлях, выданных Митьком по случаю Тропы в 30-е. Такого с ним никогда не случалось, разве что в окопах во время Русско-турецкой войны, когда служил в Ахалцыхском отряде Кавказского корпуса под командованием генерал-лейтенанта Девеля. Об этой войне у Агафонкина, кстати, остались самые антисанитарные воспоминания: одна оборона Баязетской цитадели, осажденной войсками Фаик-паши, во время которой гарнизон крепости (и пробравшийся к ним Агафонкин) не мылся целый месяц, экономя ценную воду, приводила его в мрачное состояние духа. Надо, впрочем, отметить, что, кроме Агафонкина, изнеженного комфортом современности, среди защитников цитадели мало кто страдал от невозможности помыться.

“Нужно включить свет, посмотреть на календарь”, – решил Агафонкин. С детства на стене между столом и комодом висел календарь, повешенный Митьком. Календарь не выглядел как календарь: это был скорее глянцевый плакат, на котором сверху синим были вытеснены день, число, месяц и год, а ниже оранжевыми печатными буквами горело одно слово – СЕГОДНЯ. Числа и дни менялись сами, слово же оставалось, нетронутое тщетной попыткой людского сознания заключить время в понятные ему границы.

Позже Агафонкин увидел обычные календари – настольные и настенные – и к удивлению своему обнаружил, что числа на них не менялись сами. Агафонкин решил не спать по ночам, чтобы увидеть момент, когда буквы и цифры на календаре приобретут другое значение, отметив смену дня, месяца, года, но ему это никогда не удавалось: он неотрывно смотрел на календарь, моргал от усердия и вдруг понимал, что вторник стал средой, 14-е – 15-м, и время уронило в свою копилку еще один день. От Митька, как водится, объяснений ждать не приходилось – ну что такого алеша календарь он на то и календарь чтоб дни отмечать – и Агафонкин принял это, как и многое из того, что являлось частью жизни Квартиры, пройдя обычный для него путь от восприятия этой жизни как нормальной и единственно возможной до необъяснимой, противоречащей правилам общедолжного, и, наконец, как одновременно и нормальной, и необъяснимой.

“Какое сегодня СЕГОДНЯ?” – думал Агафонкин, нащупывая кнопку большой лампы с золотистым абажуром на тумбочке у кровати.

Сегодня оказалось 28-м декабря 2013 года. Агафонкин встал, чтобы пойти умыться, хотел снять помятый пиджак и остановился, похолодев: в левом кармане не было юлы.

Он ощупал себя еще раз, нагнулся и полез под кровать, зная, что ничего не найдет, и липкий страх в самом низу живота – где где потерял оставил В не простит с него спросят говорил ему митек тысячу раз говорил после выемки сразу домой объект передать не слушал зарвался где где потерял Агафонкин сел на коврик перед кроватью – обдумать, вспомнить.

Единственным местом, где он мог оставить юлу, была квартира Кати Никольской в Событии МоскваСтромынка9-11ноября1956года13:14. Больше он нигде не бывал, не задерживался и – что важно – не раздевался. Агафонкин знал, что нужно срочно туда вернуться, и для этого он должен поехать на работу, в Дом ветеранов сцены, подойти к Катерине Аркадиевне, дотронуться до нее – и вот она, Стромынка, дом 9, проще не бывает.