Zeitgeist (Дух времени) - Брюс Стерлинг Страница 13

— Не надо больше таких сюрпризов, хорошо? Ненавижу сюрпризы.

— Договорились.

Тамара сделала большой глоток и подняла влажные глаза. Сахар с ободка бокала остался у нее на верхней губе.

— Мне противопоказаны сюрпризы, Легги. Их было в моей жизни слишком много.

— Все в порядке, Тамара. Я обещал.

— И прогони Американку! Сегодня же, пока у нас еще есть возможность нанять вместо нее другую. — Тамара запила таблетки и удалилась, громко стуча каблучками.

К Старлицу немедленно устремилась Француженка. Она выгодно отличалась от остальных участниц группы: о ней хорошо писала пресса, она, в отличие от остальных шестерых, умела петь и танцевать. Сейчас на Француженке был полосатый бюстгальтер, мини-юбочка расцветки французского триколора и красный колпачок под Марианну. Она знала, что сценические костюмы в группе ниже всякой критики, но профессионально мирилась с этим.

Француженка привела с собой Канадку. На той была клетчатая юбочка и шляпка без полей, зато она немного изъяснялась по-французски, что сближало ее с Француженкой. Канадка была вежливой, скромной, предпочитала держаться в тени и в делах группы была почти незаметна. Эта маленькая блондиночка была третьей Канадкой по счету в «Большой Семерке». (Первые две сами злобно порвали с группой, узнав, что она не будет гастролировать в США.)

— Comment allez-vous, la Frangaise? [6]Та состроила кислую мину.

— Хватит издеваться над моим языком!

— Ладно, не буду. Неплохой вечер, да, Канадка?

— У нас к тебе просьба, — произнесла Француженка официальным тоном.

— Выкладывайте, — сказал Старлиц с настороженностью.

— Мы хотим, чтобы сегодня выступила Турчанка, — сообщила Канадка.

— Гонка Уц? Зачем вам это надо?

— Я разговаривала с Гонкой, — сказала Француженка. — Ей никак не удается пробиться в музыкальном бизнесе. Это так грустно! Мы — знаменитые музыканты, и мы хотим ей помочь.

— Вы же знаете, что Гонке не место в «Большой Семерке». Она не владеет английским языком.

Француженка нетерпеливо закивала.

— Английский, английский… Знаю. Да и вообще, кому нужна Турчанка в «Большой Семерке»? Мне она не нужна. Но Гонка говорит по-французски! У нее хороший французский, с правильной грамматикой, не то что у этой…

— Полегче! — обиделась Канадка.

— Гонка поет по-турецки. У нее классическая турецкая певческая подготовка, она может исполнять старинные песни. Вот я и подумала: если она споет здесь, в большом казино господина Алтимбасака, то это поможет ей в будущем. После этого она сможет попасть на радио или в ночной клуб.

— Гм… — Старлиц немного поразмыслил. — Конечно, если бы сегодня выступали вы, девочки, то я бы ни за что не пустил на сцену любительницу из местных. А так… Как твое мнение, Канадка?

Канадка была очень довольна, что к ней обратились за советом, и гордо выпрямила стройную спинку.

— Я согласна с Француженкой. Голоса меньшинств тоже достойны внимания. К тому же сегодня все микрофоны наши, так что обойдется без лишних расходов.

— Мне по душе твоя логика, Канадка. И мнение твое очень ценно. Но скажите, вы обсуждали это с Мех-метом Озбеем?

— Мехметкику очень понравилась эта идея, — призналась Француженка. — Он сказал, что мы чрезвычайно великодушны.

— Мы тоже очень нравимся господину Озбею, — сказала Канадка, сверкая синими глазами из глубоких темных озер теней. — Он знает все наши песни наизусть!

Легги поскреб для порядку свой двойной подбородок.

— Все равно нельзя просто выпихнуть его подружку на сцену и сунуть ей микрофон. В этом, как и во всем остальном, существуют определенные правила. Мы должны действовать осторожно, это ведь тоже политика. — Он выдержал глубокомысленную паузу. — Твои предложения, Француженка?

Француженка покачалась на высоченных платформах.

— Моя мать говорит, что Мехмет Озбей — типичный представитель прозападной элиты третьего мира, действующий строго в интересах своего класса и пола.

Старлиц согласно покивал.

— Еще моя мать говорит, что музыка турецких кабаре — это естественный способ пролетарского самовыражения, несмотря на ее патриархальное звучание.

Старлиц перешел к почесыванию шеи.

— Что ж, так тому и быть. А как у вашей подружки Гонки с пением под записанный аккомпанемент? Настоящих музыкантов-турков нам для нее не найти.

Француженка тут же достала из-под шапочки тридцатиминутную аудиокассету. Старлиц был без очков, поэтому поднес кассету к самым глазам, чтобы прочесть, щурясь, надпись синей шариковой ручкой: «Масерреф Ханим Сегах Газель».

— Ничего себе… Вы это слушали?

— Чего ради нам слушать всякое турецкое старье? — возмутилась Француженка. — Никакого коммерческого интереса!

— И вообще, это дело Лайэма, — напомнила Канадка.

— Что ж, уговорили, — сказал Старлиц. — Я проиграю эту пленку Лайэму. А вы тем временем подскажите Озбею, что ему нужен конферансье, который представит ее по-турецки.

Старлиц передал кассету Лайэму и договорился с осветителями. Он оценил такт, проявленный Озбеем. Если бы тот попросил за Гонку напрямую, то это походило бы на выкручивание рук. Другое дело — добиваться своего через исполнителей, принятый в музыкальном бизнесе способ. Если Гонка оскандалится, то виноватых не окажется, кроме нее самой. Все остальные, включая Озбея, выходили сухими из воды. В случае успеха лавры достанутся всем, в том числе ему. Озбей поступил профессионально.

Взяв ситуацию под контроль, Старлиц отправился на поиски Американки. Та сбежала с вечеринки в наркотическом перевозбуждении. Ее, как всегда, прикрывала Британка.

Британка тщательно работала над своим сценическим имиджем. Вопреки всем ожиданиям и традиции, она приобрела исключительную легкость и живость, почти сравнявшись сценической гибкостью с Итальянкой. Казалось, внутри у Британки рухнул психологический барьер: она разделалась с остатками имперского величия и растопила последний ледок сдержанности. Теперь ее веселость отдавала дешевкой и низкопробностью.

Легги поймал Британку и принудил ее к беседе тет-а-тет.

— Что творится с нашей Янки? Британка нахмурилась.

— Не набрасывайся на нее, Легги. У нее доброе сердце и самые лучшие намерения.

— Ладно, ты просто мне скажи, куда она подевалась.

— С Американкой все в порядке. Лучше взгляни на Японку! — наябедничала Британка. — Вот у кого крыша поехала!

Легги подозрительно покосился на Японку, одетую в мини-кимоно в форме осеннего листка, которая безразлично гримасничала для фотографов. У нее продолжался приступ мрачного самосозерцания. Впрочем, Японка, в отличие от Американки, всегда вовремя и без нареканий выдавала положенную продукцию.