Блюз для винчестера - Евгений Костюченко Страница 13

"Ничего себе телеграфист", — подумал Степан и кивнул.

Из дома послышался другой голос:

— Кто там, Патрик?

— Траппер Фарбера! — крикнул, полуобернувшись, щеголь в желтом жилете. — Я его едва разглядел под шкурами. Думал, медведь к нам пожаловал. А это, оказывается, траппер.

— Ну их всех к черту! — послышалось из глубины дома. — И так дышать нечем.

— Доктор Фарбер еще не приехал, — подчеркнуто вежливо произнес щеголь. — Вам, мистер, придется подождать его в трактире. К моему глубочайшему сожалению, наш офис не в состоянии вместить всех работников знаменитого доктора Фарбера. Но вы, конечно, можете оставить товар под нашей охраной.

— Спасибо, — сказал Гончар, — но у меня есть охрана.

— О, я вижу.

Телеграфист насмешливо развел руки, и дверь захлопнулась.

Степан увидел, что Саби пытается слезть с лошади, и подставил ей свои руки.

— Мы будем в конюшне, — сказала она. — Я не хочу в трактир заходить. Иди один, договорись с хозяином о ночлеге.

— Что за дела, — разозлился Степан. — Пойдем вместе, тебе надо скорее лечь в теплую постель.

— Сначала надо устроить лошадь. А в дом я не пойду. Договорись с хозяином. Мы переночуем в конюшне наверху, на сене.

— Нет. Ты будешь спать в комнате, под теплым одеялом. И тебе нужна горячая еда. И не спорь со мной.

— Я не спорю. Стивен, я не первый раз здесь. Мы всегда ночуем в конюшне. Там хорошо, там есть печка. Спасибо, что помог добраться. Но теперь — оставь меня. Мне надо накормить лошадь и детей.

Она повела лошадь к высокому сараю, а мальчишки сами сползли и шагали теперь рядом, как два гномика в своих длинных балахонах с остроконечными капюшонами.

"Вот же упрямая баба", — подумал Гончар. Он перешел дорогу, направляясь к соседнему дому, двухэтажному, с длинным навесом вдоль фасада.

Через закрытые двери трактира сочился аппетитный дух жареного мяса. Степан вошел в полутемное безлюдное помещение, огляделся и наконец-то снял с плеча тяжелую связку шкур. Он уложил меха на лавку, дробовик повесил на спинку стула и сел к столу, держа винчестер на коленях. От буфетной стойки на него уже надвигался необычно широкий человек в зеленом фартуке поверх клетчатой рубашки. Рукава были закатаны до самых плеч, обнажая толстые волосатые руки. Обритая голова с выпуклым лбом вполне годилась для того, чтобы сносить ветхие кирпичные стены.

— У нас тут не форт Аламо [4], — проговорил трактирщик, и голос у него оказался неожиданно высоким, хотя его комплекции скорее подошел бы бас, а не тенор. — Стволы в угол, если надеешься пожрать.

— Понял, извини, — улыбнулся Степан и положил ружья поверх своих бобров.

— Э, нет. В угол! — И толстый, как сарделька, палец указал на дощатый шкаф, где стояли две винтовки и висели пояса с патронами.

Гончар вставил винчестер и дробовик в свободные гнезда и повесил патронташ на крючок.

— Вот так, — кивнул трактирщик. — Есть пара остывших куропаток. Жарил для "желтых жилетов", да они не пришли к обеду. Будешь?

— Буду. Хорошо бы еще кофе.

— Это сколько угодно. Овес или сено?

Степан почесал затылок. Он лихорадочно перебирал в памяти американский жаргон, пытаясь понять, какое блюдо могут называть в Небраске "овсом", а какое — "сеном". Но трактирщик не дождался его ответа и махнул рукой:

— Не гадай, все равно овса не дам. Сена своей кляче навалишь сам, потом рассчитаемся. Что за индейский выводок с тобой?

Степан задумался, стоит ли рассказывать о случившемся. Но трактирщик понял его молчание по-своему и сказал:

— Извини, братец. Я не додумался, что это твоя женщина. Ясное дело, хороший траппер всегда обзаведется местной хозяйкой на сезон. Если хочешь устроить их на сеновале, я дам еще одеял. Но там тепло.

— Я хочу их устроить вместе с собой.

— Понятно. Тогда — в угловом номере. У меня сегодня все комнаты свободны. Но вам будет лучше в угловом. Отнеси свое барахло наверх, пока я разогрею куропаток. Нечего людей смущать.

— Сначала поем. Потом отнесу.

— Не доверяешь? — Трактирщик укоризненно ворчал, протирая тряпкой стол. — Ясное дело. Все вы, трапперы, одинаковы. Трясетесь над своими мехами, словно квочки над цыплятами. Можно подумать, вы неделями гоняетесь за каждым бобром. А если разобраться, то ведь вам и делать-то ничего не надо. Расставил капканы, а потом ходи да вынимай. Никакого труда, а деньги дерете безумные. Я слышал, в больших городах одна шкура идет за десятку. Не врут?

— Не знаю, — ответил Степан. — Я не бываю в больших городах.

— Ясное дело. Небось, боишься увидеть свои портреты на каждом углу?

Трактирщик подошел к стене и смахнул своей тряпкой невидимые пылинки с двух плакатов, которые Гончар поначалу принял за рекламу. Плакаты сообщали о розыске опасных преступников и обещали по тысяче долларов за их поимку. Сэм Басс и Джессе Джеймс выглядели на снимках немного озадаченными и вполне безобидными. Трудно было поверить, что они, как сообщали плакаты, "грабят дилижансы и банки, хладнокровно убивая всех, кто им сопротивляется ".

— Картинки свежие, только-только от шерифа. Старые я выбрасываю, когда узнаю, что деньги уже выплачены. Некоторые хранят извещения, вроде на память, но мне старья не нужно. Зачем мне портреты покойников? А вот если эти парни заглянут ко мне, им будет приятно увидеть свои физиономии. Лично я не имею ничего против таких ребят. На дилижансах я не раскатываю, золото в банк не сдаю, мне от Сэма или братьев Джеймс никакого вреда. Имей в виду, когда "желтые жилеты" получат твой портрет, я его тоже сюда повешу, рядом. И люди будут ходить сюда немного чаще, чтобы полюбоваться моей галереей. И моя выручка хоть немного, да подрастет.

— На мой портрет не рассчитывай, — предупредил Степан. — Я не граблю дилижансы.

— А мне плевать, кого ты там грабишь. Ты заказал жратву, остальное меня не касается.

Насмешливо бормоча что-то под нос, здоровяк удалился на кухню, а Гончар принялся разглядывать плакаты внимательнее, чем до того. Он даже встал из-за стола и подошел поближе, чтобы убедиться в том, что правильно разобрал цифры. И от этих цифр ему сразу пришлось снова опуститься на стул.

Розыскные извещения были отпечатаны в типографии Миннеаполиса в 1875 году. Они выглядели как совсем новые.

Они и были совсем новыми.

Мало ли что можно отпечатать в типографии? Гончар вспомнил, что у него есть и другая возможность определиться во времени. Он выхватил свои доллары из кармана и поднес к глазам. На всех зеленых бумажках стоял год выпуска — 1863.

"А вот это уже не отпечатаешь в Миннеаполисе ", — подумал Степан, машинально пытаясь нащупать магнитную полоску. Ее не было. И не могло быть.