Учебник по химии - Анатолий Ключников Страница 13

Если ты идёшь на поклон богине Канцелярии, то вид нужно иметь благопристойный. Никаких там боевых доспехов и прочих прибамбасов. В портновской лавке я потратился на серый костюм с брюками; не от кутюр, конечно, но приобрёл вид вполне так добропорядочного горожанина. Хозяин с плохо скрываемыми чувствами смотрел, как я примеряю костюм прямо поверх явно несвежей рубашки, а когда я купил ещё и белый пышный шейный платок и замаскировал им грязный воротник и грудь, то едва в осадок не выпал. Я же гордо расправил лацканы, покрутил головой, расплатился (блин, деньжат совсем не осталось, прямо хоть на паперть выходи или большую дорогу) и потопал в университет. С брюками обычно носят боты, а не сапоги, но, если смотреть гордо и прямо в глаза всем встречным, то вполне сойдёт.

Я вернулся в домик, поскрёб в окно. Студент открыл, и я, воровато оглянувшись, бросил в комнату узелок со своей старой одеждой и отправился дальше.

Альма-матер моего попутчика располагался в старинном каменном многоэтажном здании. Высоченные потолки первого этажа давали понять всем вошедшим, что наука — это материя высокая и торжественная. Сновали посетители и обитатели сего храма науки в своих чёрных одеяниях, напоминавших монашеские ризы, если бы не их дурацкие квадратные шляпы.

Петляя по коридорам, не смея задавать вопросы, я, наконец, нашёл то, что искал.

Архивариус оказался плешивым сморчком, с большим носом и густыми, лохматыми, полуседыми бровями, нависавшими над маленькими глазками. Он восседал на стуле в мешковатом сюртуке. Стол оказался покрыт неисчислимыми бумагами и чернильными пятнами, пропитавшими столешницу за десятки лет едва ли не насквозь. Когда я вошёл, он поднял голову и молча уставился на меня из-под бровей. В комнате пахло затхлой бумажной пылью.

— Мне справка нужна.

— Я вас слушаю, — колыхнулась в ответ отвислая нижняя губа сморчка.

— Нужна справка, что Ведит Брага обучался у вас с такого-то по такой год, был в аспирантуре с такого-то года.

— Минуточку.

Заскрипел то ли стул, то ли суставы старого служаки, и архивариус прошествовал к своим шкафам. Открыл дверцу, вытащил коробку бумаг и начал их перебирать по одной.

Время шло, бумага шуршала.

— Тэк-с, вот оно… Да, молодой человек, сия барышня действительно поступала в наше учебное заведение, — и сморчок отложил пожелтевший листок.

Открыт другой шкаф, изъята очередная охапка. Шуршание.

— Да, и в аспирантуре числилась…

Сморчок, не поднимая глаз, вернулся за стол, положил на него чистый лист, заскрипел гусиным пером, выводя завитушки. Наконец, вытащил тяжеленную печать и прихлопнул ею листок:

— С вас два медяка, молодой человек.

Я положил на стол монеты, аккуратно свернул лист и сунул за пазуху.

— Сколько их в списке? — спросил я.

Архивариус вздрогнул, поднял глаза:

— В каком списке?

Но голос у него уже не тот, не тот…

— В том списке, который вам державники оставили для контроля. Чтобы сообщать куда надо о тех, кто про них спрашивает.

Глазки сморчка заметались.

Я молниеносно чиркнул его ножом по горлу. Повезло: кровью не обрызгался. Сгрёб свои медяки назад и вышел.

Коридоры, серые стены. Прозвенел звонок, и весёлая молодёжь рванулась на выход, едва не сбив меня с ног. Смех, крики, а где-то сзади лежит в луже своей крови один маленький человечишко, вся вина которого состояла лишь в том, что он мог сообщить «куда надо» о моём визите.

Опять вернулся домой, опять поскрёб в окно. Снял и передал студенту (студентке, чтоб её!) свой костюм и потом сам протиснулся в узкий квадрат. Молча переоделся, не церемонясь. Ведит смутилась, отвернулась. Я злобно молчал.