Фатальное колесо. Третий не лишний - Виктор Сиголаев Страница 12

А ведь чувствую – не будет мне покоя, пока досконально не разберусь в этом тумане. Хочу познакомиться с автором, аж свербит. Зацепило как-то.

Генка, говорите?

А для начала пусть даже и Генка. Начну-ка я копать в этом направлении.

Любим посмеяться? Хорошо. Мы тоже!

Поглядим, кто же хихикнет последним…

– Генка! А ну, стой!

– Ах, ты так? Бах! Бах! На, получай! Вжить-вжить! Мимо! Промазал, говорю! Булка? Тебе чего? Подожди, мы тут играем… Бах! Бах! Попал! Падай! Падай давай! Убит!

Господи! Неужели и я в восемь лет был таким же кретином?

– А ну, стоять!

– Бах! Бах! Ай! Ты чего, Булка? Больно. Больно же!

– Пацаны, все! Гендос убит. Я его… в реанимацию сейчас провожу. Может, и откачают. Пошли давай, жертва шрапнели.

– А-я-яй! Пусти-и! Пусти, я сам пойду!

Я чуть ослабил захват Генкиной руки, но отпускать полностью не стал. Вот сюда, за угол дома. Здесь у нас операционная.

– Ты чего ночью не пришел, лишенец? – сразу же на ходу начал я допрос, как и положено, сначала с малозначительной его части. – Натрепал с три короба, значит, заварил кашу, а мы расхлебывай?

– Тебе че надо? – попытался выдернуть руку Генка. – А? Ты че, не понял?

Он даже попытался толкнуть меня после озвучивания этой «формулы драки». Так сказать, типовой вербальной завязки, после которой обычно нужно немного потолкаться под дублирование озвученных ранее фраз, а потом с азартом начинать квасить друг другу носы.

Ну да. Генка на пару сантиметров выше меня, да и слегка потяжелей, извиняюсь за оксюморон. Потяжелей килограммов эдак на пяток, не меньше. По всем признакам – явный носитель решающего физического преимущества.

Да только обычного петушиного наскока с толчком у него не получилось, – руки-то из захвата я все же на всякий случай не отпустил, и толкать ему меня пришлось как-то боком, да еще и одной рукой. Смазанный какой-то дебют. «Латышский гамбит».

– Ну ты че… не пф-ф…

Я чуть сильнее нажал ему на локоть и, стараясь быть максимально деликатным, легонько закрутил его по нисходящей дуге к грунту, где и зафиксировал в лежащем состоянии, прибавив к захвату немного жесткости и взяв дополнительно на излом еще и кисть задранной кверху руки.

– Ап-пулка… Булк… Все… Все! Сдаюсь. Пусти, Витек!

– Готов к разговору?

– Ап-пф… Пусти…

Я отпустил Генкину руку, помог ему подняться и даже в качестве примирения несколько раз отряхнул ему песок с плеча.

– Чего ночью-то не пришел? Родители, что ли, не пустили? – стал настраивать я беседу на миролюбивый тон. – Даже Димон был. Удрал ночью от своих. И на пустырь.

– У меня это, не получилось, короче. – Генка зачем-то потер себя сзади чуть ниже спины. – Батя просто возле двери поймал. Ночью. Я только-только дверь открывать начал. Ремнем как дал! Два раза. Или три, кажись. Показать?

– Девочкам будешь свои ордена демонстрировать. Когда попросят.

– А ты приемчик мне еще покажешь? Вот этот, с рукой. Вжик… и мордой в песок!

– Если вести себя плохо будешь.

– Не. Я в смысле…

– В коромысле! А ты знаешь, что нам пришлось всю ночь разбойниц твоих искать? По всему району. Как стаду бодрых дебилов!

– Кого?

– Кого надо! «Это нога у того, у кого надо нога»…

– Чего?

– Я ж тебе и объясняю, – взял я Генку за пуговицу и стал разгонять нагнанный мною же туман. – Девку мы одну поймали. Той самой ночью. Под утро уже. Знаешь кого? Не поверишь. Ту самую Катьку… Мокрушницу. Что ты нам у оврага показывал. Помнишь?

– А-а… ту? И… че она?

– А ниче! Было грустно и горячо! Никакая она не Катька. Тем более не Мокрушница. Вдул ты нам… в уши, Ген-н-дос! Покривил душой, как последний… поц. Надавать бы по твоим шикарным ушам…

– Не надо. Если не Катька, то… к-кто тогда?

– Ты чего, издеваешься?

– Не… и не думал даже…

Как-то быстро «сдулся» клиент. Ни споров, ни возмущений. Хоть бы отмазку какую-нибудь придумал достоверную. Или новую легенду…

– Давай, сказочник, колись, придумал все про девок?

Генка тяжело вздохнул.

– Обещаю, никому не скажу, – заверил я его, – слово пацана.

– Придумал, – еле слышно буркнул Генка, потупя очи свои бесстыжие и елозя ножкой по песку.

Будто я этого не знал.

Да только Генкино признание сейчас дает ему хорошее алиби. Простое и надежное. Получается, что не имеет он никакого отношения к этим ночным постановкам. Не в курсе он. Иначе другая была бы реакция. С понтами и возмущениями. Впрочем, я так и думал, что Генка здесь ни при чем. Надо было лишь проверить и убедиться. Обеспечить чистоту дальнейшего лабораторного анализа.

Ну что ж. Отсутствие результата, как говорится, тоже результат.

– А ты кому-нибудь еще рассказывал, что мы ночью на дело собираемся?

– Кому? – удивленно поднял на меня глаза Генка. – Ничего я не рассказывал. Никому. Мы же по секрету собирались…

– Ну да. По секрету, – задумчиво протянул я, присаживаясь рядом с Генкой на кучу песка. – А ты всех пацанов запомнил, что с нами вчера на великах катались?

– Ага, запомнил. Кажись, всех. Точно всех! Я же в изобразительном кружке занимаюсь, и у меня художественная память, как мама говорит. На лица. Там были Славка Рыжий, Пендос, Пестер…

– Да-да, хватит. Верю.

В изобразительном кружке, говоришь?

– Все пацаны с нашего района. Славка только с «балки». Рыжий.

– Это хорошо, – констатировал я, заканчивая в голове проект элементарной махинации, примитивной до безобразия. – Значит, так, Генка! Слушай меня внимательно и сделай, будь добр, так, как я скажу. Иначе мое слово пацана – не в счет. Всем расскажу, что ты трепло и брехун ушастый. Понял?

– А я че?

– Ниче! Слушай. Сегодня и завтра найдешь всех пацанов, с кем на великах катались, и скажешь каждому, что этой ночью ты был с нами. На пустыре. Как и договаривались. Мы вместе поймали Катьку, а потом отпустили. Чтобы она привела на стрелку своих главных атаманш. Теперь уже – послезавтра ночью! Через два дня. Все понял? Хорошенько запомни! Своей великой художественной памятью. Ты, кстати, хорошо рисуешь?

– Да нет пока… кружку рисовали, у меня какая-то бочка из-под хамсы получилась…

– Ладно, проехали. Ты запомнил, что я тебе сказал?

– Послезавтра. На стрелку. Там же?

– Там же. Возле кинотеатра на пустыре.

– Ну, понял. Скажу.