Досадийский эксперимент - Фрэнк Герберт Страница 12

Оба мешка Сейланг были испещрены прощальными знаками. Маккай кивнул ей формально и вежливо, обида не подразумевается – обида не наносится. Потом он посмотрел на ящик, которому она служила.

Маккай тоже когда-то был Слугой Ящика. С этого начиналось изучение границ юридического ритуала. Говачинское выражение, означающее такое послушничество, переводились как «Сердце Неуважения». Оно было первой ступенью на пути к тому, чтобы стать Легумом. Старый Говачин не ошибся: Маккай, как один из немногих не-Говачинов, допущенных к статусу Легума и к юридической практике в этой планетной федерации, увидит этот голубой ящичек и будет знать, что в нем содержится. В нем должна находиться небольшая коричневая книга, отпечатанная на листах из нестареющего металла, нож с засохшей кровью многих сенсов на его черной поверхности и, наконец, серый камень, побитый и исцарапанный за века использования его для стука по дереву при начале говачинских судебных сессий. Ящичек и его содержимое символизировали все, что было таинственного и в то же время практичного в говачинском законодательстве. Книга была вечной, но она не предназначалась для чтения; она хранилась в ящике, и ее можно было просто рассматривать как точку отсчета. Нож нес на себе кровавый итог многих концов. И камень – он произошел от естественной земли, где все только изменялось, не имея начала и конца. Все вместе, ящик и содержимое, представляли собой окно в душу любимцев Бога-Лягушки. А теперь они обучают Врева в качестве Слуги Ящика.

Маккай задал себе вопрос, почему Говачин выбрал смертоносного Врева, но спросить вслух не посмел. Голубой ящик, однако, был совсем другим делом. Он означал, что планета по имени Досади будет наверняка здесь названа. Открытие Бюсаба вот-вот должно было стать объектом говачинского Закона. То, что Говачины предугадали операцию Бюро, делало честь их источникам информации. Во всем в этой комнате чувствовался тщательный подбор. Маккай придал лицу маску расслабленности и оставался безмолвным.

Казалось, что старый Говачин не был этим доволен. Он сказал:

– Когда-то ты очень позабавил меня, Маккай.

Это могло быть комплиментом, а могло и не быть им. Трудно сказать. Даже если это комплимент, то, исходя от Говачина, он должен содержать в себе некоторые оговорки, особенно в юридических вопросах. Маккай сохранял молчание. Этот Говачин обладал большой властью, в этом сомнений быть не могло. Тот, кто оценит его неправильно, услышит финальную трубу Судебного Зала.

– Я наблюдал, как ты обсуждал в наших судах свое первое дело, – сказал Говачин. – Ставки тогда были девять и три десятых против трех и восьми десятых, что мы увидим твою кровь. Но ты закончил свою речь, показав, что ценой свободы является вечная небрежность. Это наполнило завистью многих Легумов. Твои слова пронзили кожу говачинского Закона и добрались до его плоти. И в то же время ты развеселил нас. Это был мастерский ход.

До этого момента Маккай даже не подозревал, что кто-то может найти что-нибудь забавное в его первом деле, однако обстоятельства указывали на искренность слов старого Говачина. Вспоминая это первое дело, Маккай попытался заново оценить его в свете такого нового подхода. Он помнил то дело хорошо. Говачины обвинили Младшего Магистра по имени Клодик в нарушении им самых священных обетов в результате выполнения им юридических обязанностей. Преступление Клодика заключалось в том, что он освободил тридцать одного Говачина из-под юрисдикции говачинского Закона с той целью, чтобы они могли перейти на службу в Бюсаб. Злополучный обвинитель, всеми любимый Легум по имени Пиргатуд, стремился занять место Клодика и сделал ошибку, пытаясь добиться прямого обвинения. Маккай в то время думал, что мудрее было бы попытаться дискредитировать правовую структуру, привлекшую Клодика к суду. Это перенесло бы судебное решение в компетенцию общественного голосования, и досрочное смещение Клодика с должности, несомненно, было бы выбрано большинством. Видя подобное представление дела, Маккай атаковал обвинителя, представив его узколобым законником и ярым сторонником Старого Закона. Победа была достигнута относительно легко.

Однако когда процедура дошла до ножа, Маккай почувствовал глубокое отвращение. О том, чтобы продать Пиргатуда назад, в его собственный Филум, не было и речи. Бюсабу был необходим Легум не-Говачин… он был необходим всей остальной не-Говачинской вселенной. Немногие другие не-Говачины, добившиеся статуса Легума, все были мертвы, и все они до одного погибли в Судебном Зале. Враждебность по отношению к говачинским мирам росла. Подозрения наслаивались на подозрения.

Пиргатуд должен был умереть традиционным, формальным способом и сам сознавал это, наверное, даже лучше, чем Маккай. Пиргатуд обнажил свою область сердца рядом с желудком и сложил руки за головой, как требовалось ритуалом. При этом приступал желудочный круг, давая точку отсчета для удара.

Чисто академические уроки анатомии и практические занятия на манекенах дошли до своего смертельного средоточия.

«Чуть левее желудочного круга вообрази себе небольшой треугольник с вершиной в центре желудочного круга, расположенный горизонтально, так что его основание касается нижнего края круга. Наноси удар в нижнюю внешнюю вершину этого треугольника, слегка вверх в направлении средней линии».

Единственным удовлетворением, которое Маккай получил от всей этой процедуры, было то, что Пиргатуд умер чисто и быстро, от одного удара. Маккай не вошел в говачинский Закон как «мясник».

Что же в этом деле и его кровавом окончании было для Говачинов забавного? Ответ на этот вопрос наполнил Маккая глубоким ощущением опасности.

«Говачины посмеялись над самими собой, потому что они недооценили меня! А я так и планировал, что они меня недооценят. Именно это их и позабавило!»

Вежливо выдержав некоторое время, необходимое Маккаю для воспоминаний, старый Говачин продолжал:

– Я ставил против тебя, Маккай. Заключил пари, ты понимаешь? И все равно ты привел меня в восторг. Ты проучил нас, выиграв свое дело в классической манере, которая сделала бы честь лучшим из нас. Конечно, в этом и есть одна из целей Закона: проверять качества тех, кто выбирает себе это занятие. Что же ты рассчитывал обнаружить, когда откликнулся на наш последний вызов на Тандалур?

Резкая смена темы разговора этим вопросом застала Маккая врасплох.

«Я слишком долго не общался с Говачинами, – подумал он. – Я не могу расслабиться даже на мгновение».

Это ощущалось почти физически: если он пропустит хоть один такт ритма в этой комнате, то и сам он, и целая планета падут перед говачинским правосудием. Для цивилизации, законы которой базировались на Судебной Арене, где любой из участников может быть принесен в жертву, возможно было все. Маккай подобрал свои слова со смертельной тщательностью.

– Ты вызвал меня, это правда, но я прибыл по официальному поручению моего Бюро. То, что меня заботит – это дела Бюро.

– Значит, ты находишься в трудном положении, потому что, как Легум Говачинской Адвокатуры, ты являешься объектом нашего подчинения. Ты знаешь меня?