Прикосновение - Клэр Норт Страница 12

– Эй вы! Мать вашу! Идите сюда и получите свое!

Если они и расслышали его вопль, то он не произвел на них никакого впечатления.

– Тебе надо срочно уходить. Пожалуйста, беги! – прохныкала девчонка и снова потянула его за руку.

– Ублюдки! – не унимался он, и его лицо светилось безумной радостью в предчувствии фантастического исхода противостояния, который мог предвидеть только он один. – Идите же! Идите сюда!

Я вежливо похлопала девочку, заливавшуюся слезами, по плечу и спросила:

– Наркотики?

Она не ответила, а я и не нуждалась в ее ответе. Йоханнес улюлюкал. В руке ближнего к нам мужчины сверкнуло выкидное лезвие ножа.

– Что ж, ладно, – пробормотала я и положила ладонь поверх руки Йоханнеса.

Прыжок внутрь плоти нетрезвого человека исключительно неприятен сам по себе. Я твердо верю, что чем медленнее процесс потребления алкоголя, тем мягче затем воспринимается опьянение как таковое. Потому что сознание постепенно, шаг за шагом, привыкает к покачиванию стен, к покраснению кожи, к жжению в желудке и ко всем остальным физиологическим аспектам воздействия на организм яда, поглощая и скрадывая самые гадкие ощущения.

Совсем иное происходит, когда ты мгновенно перемещаешься из относительно трезвого тела в совершенно отравленное, причем ты даже не уверена, какими именно веществами. Это как выпрыгнуть из седла медленно бегущего пони и попасть на подножку стремительно несущегося экспресса.

Я резко дернулась, вцепившись в стойку бара, пока каждая частичка моего тела пыталась перестроиться и приспособиться к новому состоянию, к иному расположению в пространстве. Во рту было горько, как от желчи, в голове словно назойливо жужжали комары.

– Иисусе Христе! – прошипела я, а Кристина, сидевшая рядом со мной, покачнулась на стуле и открыла глаза. Сжав голову обеими руками, я развернулась и припустилась бежать со всех ног.

Соприкосновение кожи незнакомца с моей произвело эффект удара током, пробежавшего по рукам и вниз до самого желудка, где под легкими, как море о скалы, уже плескалось изрядное количество накопившейся рвоты. Я слышала крик девочки, топот ног преследователей, и в этот момент столкнулась с мужчиной, лицо которого было кофейного оттенка, а глаза – цвета авокадо. Красавец, как ни взгляни, и у меня тут же возникло желание внедриться в его тело. К черту дурака Йоханнеса!

Пожарный выход оказался закрыт, но не заперт на замок, а сигнализацию давно отключили курильщики и наркоманы, постоянно выходившие на задний двор и в темную боковую аллею. Я спотыкалась, забыв, что на мне уже не платье Кристины и не ее изящные туфельки на высоких каблуках. Почти кувырком скатившись по лестнице и выбежав на улицу, я добралась до ближайшего мусорного контейнера, прижала голову к холодному вонючему металлу и от души, с огромным облегчением выпустила из себя блевотину.

Пожарная дверь сверху захлопнулась.

– Ну, теперь ты – труп, Шварб, – раздался голос.

Я успела приподнять голову, чтобы увидеть мелькнувший в воздухе кулак, с силой врезавшийся мне в скулу под глазом, и тут же упала. Мои руки скребли асфальт, перед глазами все крутилось, в правом ухе стоял невыносимый звон. Я откашлялась смесью слюны и желчи.

Трое окруживших меня парней только казались мужчинами. На самом деле им было от силы лет по девятнадцать, максимум – двадцать. Они были одеты в спортивном стиле: широкие тренировочные брюки и обтягивающие футболки из полиэстера, подчеркивавшие рельеф мускулатуры – предмет их особой гордости.

Они собирались вышибить из меня дух, а в моей голове все еще звучало недавнее собственное сопрано, и потому я никак не могла сообразить за что.

Я попыталась подняться, но один из них вновь поднял кулак и ткнул его мне в висок. Моя голова опять ударилась об асфальт, но это было даже хорошо, поскольку чем большая часть меня уже лежала, тем меньшей оставалось падать. Та же мысль, как выяснилось, посетила и одного из парней, который сгреб меня за воротник рубашки и начал перемещать в вертикальное положение. Инстинктивно я ухватилась за его запястья и, пока он в ярости раздувал ноздри и сверкал глазами, прижала пальцы к его коже и совершила прыжок.

Я держала за ворот Йоханнеса. Боже, как же мои кулаки хотели бить, как каждая мышца стремилась ударить кого-нибудь! Все мое тело вибрировало от избытка адреналина, и я подумала: а почему бы и нет?

Бросив Йоханнеса, я развернулась и, вложив в удар всю свою мощь – торса, бедер, коленей, плеч и рук, – врезала в челюсть тому из своих приятелей, который оказался ближе. У него треснула кость, от резкого соприкосновения челюстей вылетел зуб, и, когда он начал заваливаться на спину, я прыгнула на него и, оказавшись с ним лицом к лицу, придавила к земле, издавая крики голосом, совсем недавно сломавшимся. Я била и била снова, ощущая кровь на пальцах, хотя не была уверена, откуда она, пока третий парень не ухватил меня за шею, громко называя имя, которое, как я догадалась, было моим. Когда он оттащил меня от кровавого месива под моими коленями, я взялась за его руку, державшую меня за горло…

…И уже я сама держала партнера в захвате, а затем сделала его еще более жестким, скрестив предплечья, к величайшему изумлению своего товарища, пытавшегося вырваться, извиваясь всем телом, но уже задыхавшегося в тисках моих рук. Я ударила его под левое колено, но не дала упасть, а только крепче удерживала практически на весу за одну только голову, пока у него не выкатились глаза, а желание сопротивляться не пропало совсем, и в этот момент я отпустила его.

Тяжело дыша, я повернулась к Йоханнесу. Тот сидел с глубоким порезом на лице, с грязными ободранными ладонями, глядя на меня округлившимися глазами, разинув рот. Я посмотрела на двух распластанных на земле бандитов и поняла, что они придут в себя не скоро. Снова бросила взгляд на Йоханнеса. Его губы кривились и двигались, словно он никак не мог сформулировать, что именно хотел сказать. А когда заговорил, его реакция оказалась не той, что я ожидала.

– О господи! – прошептал он. – Это было что-то невероятное!