70 герц любви - Александр Рогинский Страница 12

Правда, она ничего не имела против этих «баб- дур», способных стоять на морозе и в жару, торгуя носками, постельным бельем, черт знает еще чем, что так необходимо человеку, а потом оттягиваться в кафе, которое было открыто специально для мужиков, любящих под пивко посмотреть большой футбол.

Она в некотором роде даже им завидовала. У них была коммуна, они вместе отстаивали свои права. Когда принимали новый налоговый кодекс, в котором власть хотела заставить отдать последнюю копейку, «бабы-дуры» закрыли свои палатки и ринулись на Майдан Незалежности и там кричали громче всех.

Элла знала, что эту власть, пришедшую из бандитских разборок, ничем не проймешь. Эти ребята сдвинули с оси даже саму Тимошенко, которая, казалось, села на трон надолго.

Но «бабы-дуры» победили, вот в чем дело. Элла не могла поверить, но президент перепугался насмерть и сам пришел на площадь, чтобы поговорить с этими удивительными бабами и мужиками, которые на пустом месте могли сами себя прокормить.

Из кафе неслось «Полюби меня такой». Песенку эту поставила не иначе, как Краля Войтух, круглая как колобок, вечно навеселе торговка мороженой рыбой.

Таких некрасивых женщин Элла в своей жизни еще не видела.

Когда Краля однажды вошла в ее магазин, где были собраны самые красивые вещи в мире (ну, во всяком случае, в их районе точно), эти красивые вещи увяли от такой некрасивой женщины.

В отличие от бойкой торговли «баб-дур» дела в магазине «Красивые вещи» шли вяло. А если сказать точнее – никак. Возникала время от времени даже мысль бросить все это и вернуться к Хаму.

У него Элла могла ничего не делать, а только с ним спать, чтобы ее жизнь была обеспечена всем, чего только могла пожелать.

Но долго жить со смертельно скучным человеком Элла не могла. Пришлось остаться в магазине и ждать лучших времен. Но они не спешили к ней. В магазин приходили отогреться душой, как выразился один студент, у которого за этой самой душой не было ни копейки.

Здесь проходили шумные дискуссии, людям нравилось здесь бывать – среди красоты и тепла.

Но все эти люди возвышенных устремлений были бедны. И вскоре Элла их перестала пускать. Ей было нелегко принять такое решение.

Но ничего не оставалось: магазин должен торговать, а не быть ареной схваток модернистов и постмодернистов, которые не оставляли на прилавках и ломаного гроша.

Мало того, приходилось готовить чай, а то и кофе, а иногда приходили уже навеселе и устраивали такую шумную тусовку, что даже самый смелый покупатель не сунулся бы за порог.

Позавчера в магазин зашел веселый молодой человек в котелке, сюртуке и с вислыми усами. Человек словно сошел с гравюры конца 18 начала 19 века. От него так и дохнуло на Эллу ароматом истории Петербургского летнего сада, в котором год назад Элла побывала в качестве туриста.

– Мерси сплошной и незапятнанной красоте, – сказал посетитель, приподняв котелок и поклонившись.

Элла вышла к нему навстречу, как всегда делала, когда появлялся настоящий покупатель (такие тоже случались).

– Чем могу быть вам полезной? – спросила Элла, чувствуя предательскую дрожь в голосе.

Это сразу же заметил котелок и стал еще более веселым.

– Полезной, Элла, вы можете быть сразу в нескольких ипостасях, отчего я и осмелился явиться пред ваши очи.

– Только этого не надо, – поморщилась Элла последней фразе. – Если есть дело, выражайтесь проще и емче.

– Сразу видно человека с высшим гуманитарным образованием Московского университета.

Элла слегка опешила. Этот котелок знал не только, как ее зовут, но и что она закончила МГУ, самый престижный вуз бывшего СССР.

– Надеюсь что-нибудь обогревающее у вас найдется? Не жалейте потратиться на меня, вам будут сторицей возмещены ваши убытки. Кроме того, я очень падок на халяву.

Оно и видно, хотела сказать Элла, но не сказала, а покорно пошла на малюсенькую кухню, где и сварила кофе, одновременно размышляя, что за субъект пришел к ней в гости.

Не придя ни к какому выводу, Элла с подносом в руке явилась в магазин, поставила кофе на свой рабочий стол.

– У вас много красивых вещей, особенно мне нравится вон тот из кедра кабинетный рояль.

– Вы играете? – спросила Элла.

– Играл и весьма недурно. У меня пианистический талант – нераскрытый.

– А что у вас раскрыто, позвольте спросить? – начала выражаться в стиле пришельца Элла.

– Изволю. Затем и пришел. Хочу сделать вас богатой, а ваш магазин знаменитым. О нем скоро будут писать всякие там «Нью-Йорк Таймс», «Гардиан», «Монд«…и журнал «Здоровье».

– А этот зачем? – спросила Элла, уютно устраиваясь напротив загадочного посетителя.

– Это потом, а пока знакомство. Моя фамилия довольно редкая, а имя банально до сведения челюстей: Ефим Немуйчик.

Ваше имя мне известно, как и многое другое, что касается вашей пока безрадостной жизни в бизнесе.

– Интересно, откуда у вас столь личные сведения, среди моих знакомых и близких человек с такой действительно неординарной фамилией не значится.

– Ладно, перестанем дуру ломать, – посерьезнел Немуйчик. – Так мы можем болтать веками. Я хочу арендовать у вас вот тот уголок и разместить там свои высокохудожественные произведения.

Видите ли, я фотограф одного женского журнала, а теперь еще и свободный предприниматель, который внедряет последние технологии, связанные с привлечением людей высокой морали и эстетических чувств.

Мои фотографии привлекут большое внимание, они должны раскупаться через ваш магазин большими тиражами, отчего вы скоро не будете знать, куда девать ассигнации, покрытые зеленью.

– Вы это серьезно? – спросила Элла. – Ваши фотографии можно посмотреть, чтобы оценить их?

– Можно. Цените.

И Фима вытащил из новенького кожаного портфеля пакет.

Через мгновение Элла забыла о существовании Ефима Немуйчика, магазина и о самой себе.

Фима с нескрываемым самодовольством наблюдал за происходящими изменениями с хозяйкой.

Эти изменения превзошли даже его ожидания. Видно, Элла очень чутко понимала красоту. Лицо ее выражало разные оттенки. Сначала на щеках заиграли розовые яблочки, затем глаза стали расширяться, спина согнулась…

Элла внимательно рассматривала фотографию, изображавшую голую девушку под струями дождя.

Снимок был хорош, вызывал настолько живое ощущение прозрачной прохладной воды и жаркого воздуха, что невольно чувствовала себя в том же виде и в том же состоянии.

Лицо Эллы сияло. Она откинула голову и смотрела на Фиму счастливыми ясными глазами.

– Это прекрасно! – трижды повторила она.

Фима оглянулся вокруг, глянул на улицу и понял, что он сделал нечто, превышающее его возможности.