Старый новый мир - Виталий Вавикин Страница 12

— Ты говоришь о себе?

— Возможно. — Ролана снова улыбается. Гиливан молчит, долго хмурится, меряя широкими шагами комнату. Он хочет что-то сказать, но слов так много, что они тишиной застревают в горле. — Я думаю, это был Мижан — тот, кто заразил меня, — говорит ему Ролана.

— Хочешь найти и убить его? — оживляется Гиливан.

— Просто найти.

— Я мог бы сделать всё остальное сам.

— Нет.

— Но…

— Я сказала, нет! — Ролана заставляет себя повысить голос, заставляет себя проявить эмоции, которых в ней почти нет. Они почти мертвы. Весь мир почти мёртв. Её маленький, глупый мир.

— Мне нужно какое-то время, чтобы найти Мижана, — говорит Гиливан.

— Я буду в баре «Ночь ритуалов». — Ролана просит у него денег, чтобы снять комнату. — И поторопись с поисками. У меня не так много времени. — Она снова заставляет себя улыбнуться, выходит на улицу. Солнце тёплое и слепящее. Люди бегут по улицам, люди живут, существуют. Но Ролана знает, что она почти мертва и этот солнечный день со всей его суетой уже не для неё. Немота подчиняет, завораживает. Немота прогоняет страхи и тревоги. Нет даже ностальгии. Ролана видит бар «Ночь ритуалов» и ничего не чувствует. Воспоминания, танцы — всё в прошлом. Забытом прошлом.

— У нас давно никто не снимает комнат, — говорит ей официантка.

— Мне подойдёт любая. — Ролана снова заставляет себя улыбаться, выкладывает деньги Гливана на стойку. — Любая комната, любая пища и любое вино. — Она смотрит официантке в глаза, пока та не сдаётся. На втором этаже тихо и пахнет сыростью. Номер давно не убирался. В углах паутина. Окна грязные. Официантка дала Ролане чистое постельное бельё, но матрац на кровати пахнет плесенью.

— У вас что-то случилось? — спрашивает официантка перед тем, как уйти, говорит, что помнит, как Ролана танцевала здесь недавно. — Словно всё стало, как раньше.

— Ты помнишь, каким этот бар бы прежде?

— Немного.

— Это хорошо. — Ролана ложится на кровать и закрывает глаза. Она хочет заснуть, но снов нет. Лишь немота, да холодная, пропахшая плесенью пустота. Эта пустота напоминает Ролане желе, в которое она медленно погружается, становится с ним одним целым. Ей начинает казаться, что можно услышать, как пустота хлюпает. Всё громче и громче. Всё громче и громче. Даже не хлюпает, а ходит по комнате, шуршит одеждой. Ролана просыпается. За окнами поздний вечер. Комната наполнена полумраком и безликими силуэтами. Ролана узнаёт сначала официантку, затем брата, мать, родственников. — Что это значит? — спрашивает Ролана, обращаясь только к официантке в дверях.

— Они переживают за тебя, — говорит девушка.

— Нам стыдно за тебя, — говорит мать. — Ты позоришь нас. Позоришь истинных ноаквэ. Сначала позорила своими танцами, теперь позоришь тем, что живёшь с женщиной.

— Немного поздно для советов, — говорит Ролана, поднимаясь с кровати. — Тебе так не кажется?

— Никаких больше советов. — В руках матери появляется кнут.

— Ну, уж нет! — Ролана попыталась сопротивляться, но брат и родственники хватают её за руки, срывают одежду и заставляют встать на колени. Кнут матери опускается на спину. Ролана вскрикивает.

— Одумайся, — говорит мать. — Одумайся и не заставляй меня снова причинять тебе вред. — Кнут снова и снова опускается на обнажённую спину. Кожа лопается, струится кровь, но боль отступает. Ролана перестаёт считать удары. Темнота застилает сознание. Когда брат отпускает её, она падает на пол. Мать что-то говорит, но Ролана не слышит её. Она лежит, поджав к груди колени, и дрожит. Где-то далеко хлопает закрывшаяся дверь. Ночная свежесть заползает в окно, прикасается к горящей огнём спине. Сознание медленно возвращается, принося тошнотворное чувство унижения. Тело начинает дрожать сильнее. Замёрзшее тело. Ролана заставляет себя подняться, перебирается на кровать, и, укрывшись одеялом, пытается заснуть.