Дети погибели - Сергей Арбенин Страница 12

(Записки из подполья)

ПАВЛОВСК.

13 марта 1857 года.

(за 22 года до описываемых событий).

– Я не дурак, совсем не дурак! Я правильно всё делаю, а только папенька меня ещё не может на войну брать!

Эти слова раздались из комнаты, где играли великие князья и княгини.

Гувернантки, бонны и гувернёры не сразу догадались узнать, что случилось: мальчики ведь всегда так дерзки и самоуверенны в их возрастах.

Взрослые вошли в комнату. Увидели такую сцену. Вокруг наследника, Николеньки, бегают младшие, разгорячённые, злые; показывают на Николеньку пальцами и кричат:

– Он дурак! Смотрите, – какой он дурак!

И младший, Александр, кричал особенно зло:

– Дурак! Дурак… Совсем дурак!

Цесаревич Николенька оглядел всех невидящими, полными слёз глазами. И выбежал из дверей на улицу, в яркий сине-белый мартовский сад.

Стали разбираться – и вот что выяснилось.

* * *

Мальчики всегда играют в войну и в государей. Во время одной из таких игр (семья гостила в Павловске у бабушки, «старшей» императрицы, вдовы Николая I) цесаревич Николенька, старший сын августейшего монарха Александра II, возьми да и заяви:

– Папке сейчас трудно! Очень трудно. Ему там, на войне в Крыму, вот как трудно: и из ружей стреляют, и из пушек!

Восточная война уже закончилась; но вся страна жила свежими воспоминаниями о её позорном исходе.

– А ты бы взял, да и помог бы папке! – сказал средний великий князь, Александр, подшучивая.

– Да, я помог бы! Только разве меня, такого маленького, на войну возьмут?

– А ты прикажи приказ – и возьмут! – подначивал Александр. – Ты же цесаревич!

Хотя цесаревичу исполнилось только четырнадцать, его будущее предназначение было всем известно; и детей воспитывали в духе избранности Николеньки. Вот и теперь Николенька приосанился:

– А вот возьму – и прикажу!

– Да как же тебя, дурака такого, на войну-то возьмут! – злобно расхохотался Александр. – Ты же у нас старшенький, по престолонаследию! А старших на войну не берут! Берегут их!

– И вообсе, – глубокомысленно заметила младшая, любимица императора, Мария, сидевшая на полу, – сталсый долзен дома сидеть, на тлоне.

– И вообще, – подхватил Александр, – по престолонаследию на случай войны царь у нас не царь! – Александр уперевшись руками в бока, громко захохотал.

И, видя, наконец, что достиг цели, закричал:

– Разыграли дурака на четыре кулака!.. Ну, не дурак ли?

И даже начал показывать пальцем.

* * *

После этого случая почти всех бонн и гувернанток в течение короткого времени сменили. В августейшей семье, узнав о происшествии, решили свернуть всё к обычной детской шалости, хотя и довольно злобной. Сам император во время семейного чая поманил Александра-младшего к себе, посадил на колено и, указывая на Николеньку, смотревшего букой, строго спросил:

– Кто он?

– Брат мой, – буркнул, ёрзая, Александр.

– А ещё кто? – спросил Александр Николаевич.

– Цесаревич! Наследник престола!

– А ещё? – требовательно продолжил император, не обращая внимания на протестующие жесты августейшей супруги Марии Александровны.

– Повелитель своих подданных! – почти выкрикнул Саша, соскакивая с колена; в глазах его стояли слёзы.

– Вот именно, – спокойно подытожил Александр Николаевич. – Повелитель. И твой, Саша – тоже!

* * *

Николенька родился в октябре 1843 г. И рос образованным, добрым – настоящим будущим правителем России. Но приблизительно в восемнадцать лет внезапно начал болеть, хиреть. Доктора обследовали его; поставили диагноз – скоротечный туберкулез позвоночника. Императрица с ума сходила от горя: боялась, что Николенька, гордость семьи, вырастет горбуном… Но Николенька не вырос. Он внезапно скончался летом 1865 г. во Франции, куда семья приехала на коронацию Луи-Бонапарта, не дожив и до двадцати двух лет.

Откуда взялась эта болезнь и почему так странно вдруг себя проявила – доктора расходились во мнении. Но соглашались, что болезнь могла начаться после сильного ушиба позвоночника. Например, во время гимнастических упражнений или падения с коня…

И эту загадку несостоявшийся император так и унёс с собой во французскую землю.

* * *

ПЕТЕРБУРГ.

Март 1879 года.

Лев Саввич Маков, министр внутренних дел, ощущая привычную робость, ожидал государя. Государь скоро должен был выйти из малой домовой церкви, где он молился ежевечерне. Флигель-адъютант, уже сообщивший государю о чрезвычайном происшествии, шепнул:

– Сердит.

Наконец государь вышел. От него пахло бы ладаном, если бы лицо не выражало что-то злобное и презрительное, – это было то самое выражение, которое всё чаще появлялось у него при неприятных известиях.

– Государь… Только что на Лебяжьем канале на генерала Дрентельна совершено покушение… – проговорил Лев Саввич.

Голубые, от природы навыкат, глаза императора взглянули куда-то поверх головы Макова. Потом, казалось, выкатились еще больше, взглянули прямо, дико и грозно. И внезапно этот страшный взгляд погас.

– Что? – глуховатым голосом переспросил он. – Александр Романович? Ранен? Убит?

– Жив, и даже ни единой царапины, слава Богу, – ответил Лев Саввич.