Обезьяны - Уилл Селф Страница 12

Зак Буснер, доктор медицины, психолог-клиницист, психоаналитик-радикал, противник традиционной психиатрии, диссидентствующий специалист по нейролептикам и бывшая телезвезда, стоял на задних лапах перед зеркалом в ванной комнате, сосредоточенно вычесывая из густой шерсти под подбородком попавшие туда крошки. На первый завтрак он съел пару тостов и, как обычно, обильно угостил вишневым джемом не только желудок, но и грудь с мордой. Он тщательно промыл шерсть вокруг шеи душем-расческой — Буснеры держали это приспособление специально для таких случаев, — но крошки почему-то упрямо не желали последовать примеру варенья и раствориться. Чем тщательнее Буснер пытался их вычесать, тем глубже, казалось, они зарываются в шерсть.

Черт с ними, подумал он, приступая к одеванию, Прыгун справится с этим по дороге в больницу. Прыгуном обозначали научного ассистента Буснера, и чистка босса была одним из его основных занятий. Разумеется, босса чистили и прочие — и молодые врачи, и медсамки, и подсобные рабочие больницы «Хит-Хоспитал» как из психиатрического отделения, так и из всех остальных. В последнее время вокруг Буснера толпились и старшие сотрудники, порой даже работники администрации, и едва он появлялся в больнице, как они пытались удостоиться чести запустить пальцы ему в шерсть. Каждый старался хотя бы мимоходом почистить Буснера в знак уважения, а если это не удавалось, кланялся и удалялся по своим делам.

Дело в том, что Буснер, в молодости и зрелости прославившийся в психиатрической среде как нонконформист и даже сумасброд, с приближением почтенного возраста стал в глазах окружающих действительно почтенным шимпанзе. Доктринальные перегибы так называемой количественной теории безумия, с которой он был тесно связан с первых шагов в своей карьере психоаналитика — его учил сам легендарный Алкан, [34]— давно изгладились из памяти ученых. Если шимпанзе вообще вспоминали про эту теорию, то рассматривали ее просто как бред группы тупых упрямцев, от души пропагандировавших какую-то забавную чушь, как было с логическим позитивизмом, марксизмом и фрейдизмом. Разумеется, все утверждения, которые теория была призвана сделать, оказались целиком и полностью опровергнуты; тем не менее в последнее время появилась новая волна апологетов старого учения, которые утверждали, что эмпирически установленная истинность или ложность гипотезы не может служить единственным критерием ее значимости для науки.

Буснер снял с вешалки, болтавшейся на двери, свежевыглаженную сорочку и накинул ее на свои мускулистые плечи. Лапы по-прежнему повиновались ему беспрекословно. Он быстро застегнулся; большие пальцы, несмотря на артрит, доставлявший теперь немало беспокойства, без труда находили костяшки указательных и продевали пуговицы в петли. Затем он взял свой любимый мохеровый галстук, обернул его вокруг шеи, завязал узел и опустил воротник рубашки, управившись так быстро, что зеркало не успело отразить отдельные движения. Сей отрадный факт не ускользнул от внимания именитого психиатра и придал ему уверенности в себе.

Он не стал застегивать воротник и туго затягивать узел — Прыгуну будет легче добраться до крошек. В это время одна из задних лап без всякой команды схватила со стеклянной полки под раковиной скребницу и принялась задумчиво расчесывать щеки, пока Буснер искоса разглядывал свое отражение.

Резкие дуги бровей с тонким гребнем седых волос, глубоко вогнутая переносица, изящные миндалевидные ноздри, подтянутая, без малейшего намека на мешковатость морда, всего лишь пара-другая морщин на гладкой коже полной, похожей на лягушачью, верхней губы. Губы, солидные, но не толстые, изгибались полумесяцем так же четко, как и в молодости.

Неплохо для без малого пятидесятилетнего шимпанзе, подумал он, зачесывая вверх длинные пряди седых волос, окружавших лысеющую макушку. Ни зоба, ни чесотки, ни язвы. Такими темпами я дотяну до шестидесяти! Диссидентствующий специалист по нейролептикам выпятил грудь колесом и потянулся. Когда его члены пребывали в движении — а в движении они пребывали почти постоянно, — складывалось впечатление, что в этом обезьяньем теле заключена поистине небывалая энергия, но когда они застывали в неподвижности, Буснер сдувался, делался похож на истощенную эрозией гору, на которой только что случился оползень. Впрочем, сей факт, менее отрадный, от внимания именитого психиатра ускользал совершенно. Что и показывать, выгляжу я безукоризненно, решил он и повернулся снять со второй вешалки твидовый пиджак, весь в катышках шерсти.

Возвращение Буснера к общественной деятельности, которой он в молодые годы занимался с такой уверенностью, если не показать самоуверенностью, проходило теперь, напротив, с умеренностью — знаком приближения старости. За последние пять лет он опубликовал три книги [ «Шимпанзе, который спаривался с креслом», 1986. «Гнездование», 1988. «Истории из жизни приматолога», 1992, издательство «Parallel Press», Нью-Йорк, Лондон. — У.С.], которые вознесли его репутацию до заоблачных высот. [35]По сути дела, книги представляли собой собрание историй болезни его пациентов, что не помешало автору сделать все тонкости психологии и неврологии понятными весьма широкой видеотории. Это нечасто удается ученым, тем более что цель была достигнута без какой бы то ни было тривиализации. Буснер очень гордился, что никогда не позволяет себе опускаться до уровня своих читателей и зрителей.