На распутье - Павел Дмитриев Страница 12

Как тяжело что-то организовывать без мобильных телефонов. Из-за привычки к хорошему о радиосвязи я даже не подумал, и никто эту ошибку поправить не удосужился. Теперь приходилось мотаться туда-сюда под холодным противным дождем, хорошо хоть затылок был прикрыт шляпой, и даже поюродствовать на предмет моих ограниченных умственных способностей оказалось особо некому.

Анатолий сел за руль ЗИЛа и по заросшим колеям грунтовки потихоньку загнал грузовик в лес, чтобы не был виден с дороги. Залезли в кузов, вытащили подготовленный пандус… Н-да!.. Зачем я рисовал чертежи, проставлял размеры? Какой-то армейский дебил решил, что он самый умный, и проявил народную смекалку. В общем, заготовка великолепно подходила для закатывания бочек. Но заехать по ней в фургон на RAVчике не позволяли ни прочность, ни угол наклона.

Пришлось срочно гнать в город, покупать пилу, топор, гвозди, скобы и прочую скобяную утварь. Причем топор и топорище продавались отдельно и подошли друг к другу только после «доработки напильником». Ножовок и лучковых пил в лавке попросту не было, а «Дружба-2» поставлялась без ручек. По наитию прихватил и пару штыковых лопат, естественно, без рукояток. Проклятая логика совка: зачем продавать дерево, если за околицей целый лес?

Вернулись к грузовику и часа за три кое-как построили пригодный для заезда машины настил. Упахались как следует, хорошо хоть, никого любопытного наши стук, бряк и мат не привлекли. В Н-Петровск вернулись уже глубоким вечером, загнали 408-го под поветь, поближе к огороду, чтобы не мешал, наскоро перекусили остатками утренней картошки с едва завязавшейся простоквашей (вот не надо было оставлять молоко на подоконнике!) и приступили к разбору выпиленного в мае куска стены сарая.

Вытащили RAVчик. Как я по нему соскучился! Слезу, конечно, не пустил, но несколько минут ходил вокруг и ласково стирал пыль тряпкой. Впрочем, время поджимало. К полуночи, под покровом темноты, покинули мирно спящий Н-Петровск. Уже навсегда.

Не надо думать, что затолкнуть «тойоту» в фургон в осенней темноте оказалось просто. По размятой грузовиком грунтовке ее пришлось тащить чуть ли не на руках, местами заваливая колеи попавшимся под руку хворостом. Потом выяснилось, что «взять» пандус без двух- или трехметрового разгона нереально, пришлось «множить на ноль» еще пяток березок, к счастью, не толстых. А еще мы вынуждены были прибить ограничительные бревна, так как при первой попытке колесо вылетело за край.

Десять раз пожалел, что не запас лебедку с тросом для аккуратного подъема и поторопился вытащить галогенки из фар. Тусклый свет подфарников, скользкая грязь с остатками пеньков, крепление колес к днищу фургона неуклюжими тросами при свете салонного освещения… Приключения закончились только к пяти утра, когда Толя под мои вопли «правее-левее» с третьей попытки сумел вывести свежеопечатанный фургон задом на асфальт. Вовремя подумать о развороте, это, к сожалению, не наш стиль.

Как Анатолий на ЗИЛе с опломбированным кузовом ехал две с половиной тысячи километров до Москвы — отдельная история. Заняло это ровно две недели, чиниться пришлось три раза. Не надо военным в СССР врагов, достаточно родных дорог и настоящего советского качества автомобилей. Особенно новых, только что поставленных на конвейер моделей [43]. К счастью, это уже не моя проблема. Хотя… будь у меня хоть немного больше опыта в советской логистике — вписал бы в план транспортировку на железнодорожной платформе.

После судьбоносного решения Шелепина все завертелось очень быстро. Едва вернулся из Н-Петровска, приехал Семичастный. И лично выдал нам с Катей новые паспорта с гербом СССР на обложке. Я сохранил оригинальное ФИО и дату рождения со сдвижкой на пятьдесят лет.

Катя неожиданно сменила фамилию. На мою. И приобрела штамп о браке. Можно считать это приколом, но датой бракосочетания значился именно тот вечер, в который я под шампанское переводил девушке «Still Loving You» [44]. Поговорка «а теперь, как приличный человек, ты обязан жениться» приобрела совсем не смешной смысл.

На этом раздача слонов не закончилась. Я получил выписку из автобиографии (очевидно, для заучивания), диплом о высшем образовании и трудовую книжку, в которой стояли штампы каких-то номерных НИИ. Самое интересное, что на третьей странице местом текущей работы значился НИИ «Интел», в котором моя скромная персона занимала должность директора. Все-таки использовали предложенное на всякий случай название, чтобы запутать следы, если вдруг настоящий «Intel» попадется в документации «не тому сотруднику» [45].

И номер присвоили. П/я А-721, как положено приличному секретному учреждению в СССР. Я уже успел малость пообтереться, усвоил местные реалии и знал, что в документах оба названия смешивать категорически запрещалось. Поэтому в начале работ с партнером на стороне первым делом ведущего инженера было выяснить, имелись ли раньше контакты, и если да, то по линии номерного «почтового ящика» или по линии НИИ. Смысл этих магических действий всегда оставался для меня непонятным — оба названия знали все, кому не лень было раскрыть уши.

Последним штрихом моей «боевой» подготовки стал полный портфель бумаг, причем совершенно реальный, черный и кожаный. Кроме прочего, в нем лежали печать и бланки с банковскими реквизитами.

Изучение документов затянулось на полночи. Выяснилось, что в штате НИИ на сотню ставок пока имеются только три сотрудника — лаборант Екатерина Васильевна (Кате вернули оставленную в Н-Петровской школе трудовую книжку с новыми штампами), бухгалтер Софья Павловна и водитель Рудольф Петрович. Голову даю на отсечение, этот погонщик автомобилей имел звание никак не ниже старшего сержанта КГБ. Лейтенанта для меня, поди, много будет. Сама «Волга» находилась в каком-то московском ведомственном гараже, телефонный номер прилагался. Хоть тут не пожалели ресурсов.

Также имелся список предложенных Министерством электронной промышленности СССР объектов для размещения НИИ. Дюжина позиций, и все надо было проверить своими глазами.

…М-град, небольшой индустриальный пригород Москвы, тысяч на пятьдесят — сто населения. По мере движения к центру деревянные частные дома постепенно переходили в трехэтажки, потом следовало несколько жилых кварталов старой, частично сталинской застройки. Всенепременный бюст Владимира Ильича возвышался на постаменте напротив горкома КПСС, рядом виднелась жалкая аллейка, рядом с которой пристроился ухоженный памятник погибшим в войне горожанам.

Улицы оказались непривычно пусты, даже после хилого московского потока из «Волг» и «Москвичей». За окном быстро мелькнул еще десяток зданий, и главная дорога резко свернула направо, проскочила через небольшую горку на железнодорожный переезд и неожиданно стала широкой, как проспект, на целых три сотни метров, оставшихся до ворот проходной здоровенного завода (как оказалось, это была ТЭЦ).