Ураган мысли - Вадим Проскурин Страница 12

- Знаешь, Игорь, мне кажется, ты очень необычный человек. Не знаю, что в тебе странного, но я это чувствую, хотя словами объяснить не могу. Извини, я говорю сумбурно, ты, скорее всего, ничего не поймешь, но мне надо это кому-то сказать. А может, ты и поймешь, пусть и не все, но хоть что-то.

Мне надо кому-то выговориться, уже несколько лет. Иногда мне кажется, что я схожу с ума. Я живу, я работаю, я учусь, веду домашнее хозяйство, смотрю фильмы, играю в игры, но мне часто кажется, что это не я. Будто я смотрю фильм про свою собственную жизнь и это так… отстраненно, что ли… Мне кажется, что жизнь идет как-то иначе, будто я играю в «Цивилизацию», нажала Save, поиграла еще немного и понимаю, что где-то сделала что-то не то, что надо восстанавливаться, но нажимать Load почему-то не хочется, и я смотрю, что будет дальше, зная, что нажать Load никогда не поздно. Только в жизни я не знаю, как нажать Load.

Я действительно проститутка. Уже три года. Вначале работала в реале, теперь - в виртуальности. Не бойся, я незаразна, уже больше года я работаю только в виртуальности. С тех пор, кстати, у меня не было ни одного мужчины в реале. Правда, странно, - проститутка страдает от полового воздержания? Моя жизнь вообще очень странная с тех пор, как умерли родители.

Тогда мне было пятнадцать лет, я училась в десятом классе, мы с классом пошли на майские праздники в поход на Истру, а когда вернулись, папа был уже мертв. Я отключила радиоприставку, мы все отключили мобильную связь, это было как правило игры. Мы как бы играли в пионеров-первопроходцев, делали вид, будто на тысячу километров вокруг никого нет, будто нас окружает не подмосковный лес, где пустых бутылок больше чем грибов, а что-то далекое, сибирская тайга, что ли…

Мама успела вызвать скорую, они приехали, но ничего сделать не смогли. Да, они сохранили маме жизнь, но я часто думаю, лучше бы они вообще ничего не делали. У них с папой было коровье бешенство, прион пятого класса вирулентности. Когда я пришла домой, квартира была опечатана. Ее полностью дезактивировали, часть вещей уничтожили, а то, что осталось, воняло так, что я больше не могла там жить.

То, что моя мама выжила - настоящее чудо. Обычно прион пятого класса убивает за считанные часы, причем больной даже не успевает понять, что он болен. Они с папой пили вино. А когда прион поступает в организм вместе с алкоголем, все симптомы списываются на опьянение. Хочется лечь поспать, кажется, что все пройдет, но ты больше не просыпаешься. А если ты просыпаешься и понимаешь, что надо вызвать скорую, ты уже не можешь говорить и почти не можешь думать. Мама все-таки вызвала скорую, это мне сказали врачи, они искренне считали, что ей повезло. А по-моему, лучше умереть, чем так жить.

Когда я впервые увидела ее в больнице, мне было так страшно… Я знала, что такое коровье бешенство, я знала, что мозг физически разрушается, что это хуже, чем обычное бешенство, но одно дело знать, а другое - видеть своими глазами. Мне казалось, что все будет, как это обычно бывает в больницах - мама лежит в постели, я подхожу к ней, присаживаюсь рядом, она говорит что-то ободрительное, вроде того что не расстраивайся, я выздоровею, все будет хорошо. Я говорю, конечно, мама, все будет хорошо, я раскрываю сумку, вытаскиваю всякие там фрукты, другие вещи, мы говорим о пустяках, она спрашивает, как было в походе, я рассказываю, естественно не о том, как мы курили анашу и не о том, что меня два раза трахнули, а о том, как мы шли по лесу с рюкзаками, и сидели у костра, и пели песни, и как все это было прекрасно.

А получилось совсем не так. Врачи предупреждали меня, что это будет «неприятно», но это оказалось ужасно. Она лежала в кровати, ей постоянно кололи успокоительное, она была привязана ремнями, но казалось, что они ее не удержат. Она страшно похудела, она вся тряслась, тело выгибалось дугой, на лице была какая-то нечеловеческая гримаса, которая постоянно менялась. Это была не гримаса ужаса, не улыбка, это вообще было ни на что не похоже, казалось, мышцы лица живут своей жизнью, причем разные мышцы живут по отдельности друг от друга. Казалось, что она - терминатор из фильма, у которого сломался мозг, и он бьется в судорогах, только в фильме это интересно и даже смешно, а в жизни это кошмар. Еще было похоже, что у нее под кожей шевелится выводок червей или тараканов или чего-то такого же противного. И она все время говорила. Она говорила невнятно, интонация постоянно менялась, но слова были понятны. Это было похоже… знаешь, как вирус «Ниндзя» генерит заголовки зараженных писем? Примерно так же. Слова, обрывки фраз, иногда довольно длинные, однажды она сказала даже «я люблю тебя, моя маленькая жабочка», она так меня называла, когда я была совсем маленькая, но только теперь это говорила не она, ее уже не было как личности, мозг распадался на фрагменты, и каждый фрагмент делал то, что умел делать, и никакой координации не было.

Это потом мне объяснил врач, а тогда, как только я услышала, что мама любит меня, я то ли упала в обморок, то ли еще что-то, я не помню. Я очнулась в пустой палате, на кровати-каталке, у меня страшно болела рука после инъекции, мне показалось на секунду, что я тоже заболела, я захотела закричать, но не смогла. Меня начало трясти, я скатилась на пол, прибежала сестра, мне вкололи успокоительного, и я проснулась только следующим утром. Со мной говорил врач, его звали Михаил Ахмедович, только он был совсем не похож на хача, он был похож на того придурка из рекламы жвачки. Он был очень добрый, спокойный, он мне все объяснил, но я и сама знала, что коровье бешенство не передается от человека человеку, что активная стадия никогда не длится больше недели, а обычно она заканчивается гораздо быстрее, что потом наступает общая заторможенность, иногда она переходит в паралич, а иногда нет, и уже сейчас моя мама спит, и я могу на нее посмотреть, а я зарыдала, мне было страшно смотреть на нее, и я больше никогда ее не видела.

Михаил Ахмедович долго поил меня чаем, он почти успокоил меня, но ему было неудобно, он все время смотрел на часы, ему надо было куда-то идти, но он не мог оставить меня в таком состоянии. Наконец, я собралась с силами, попрощалась и ушла. Мне показалось, что он почувствовал облегчение. Я вышла на улицу и поняла, что не знаю, куда идти - квартира опечатана после дезактивации. Наверное, в медицине предусмотрена какая-то процедура для таких случаев, до сих пор не знаю.

Ко мне подошел незнакомый мужчина в дорогом костюме и попросил сесть к нему в машину. Мне было все равно. Я подумала, что сейчас он меня изнасилует, а потом убьет, а потом мне будет совсем все равно. Я пошла за ним, как сомнамбула, и села в машину, это оказался почти новый ландкрузер, но я этого не заметила. Я сидела и смотрела в одну точку, а он все говорил и говорил. Я удивилась, почему он не нападает, и прислушалась к тому, что он говорит, и попросила его начать сначала. Он удивился и чуть-чуть разозлился, но потом понял, что я вовсе не издеваюсь над ним, и начал сначала.

Оказалось, что мой папа вовсе не охранник, а бандит. Оказалось, что этого человека зовут Станислав Сергеевич, но я могу звать его Борманом, это его погоняло. Я сначала не поняла, что такое погоняло, я подумала, что он имеет ввиду фамилию, и сказала, что он не похож на еврея. Он долго смеялся, а потом сказал, что погоняло - это прозвище. Он сказал, что мой папа был не слишком хорошим бандитом, но семья все равно поможет мне, потому что мне сейчас очень тяжело, а помогать тем, кому тяжело - святой долг каждого приличного человека. Меня повезли на какую-то дачу, я жила там с неделю, пока немного не пришла в себя.