Империя. Исправляя чистовик - Владимир Марков-Бабкин Страница 12

Кароль повернулся к ней и указал на два кресла вокруг кофейного столика.

– Дорогая, я попрошу тебя накинуть халат и велеть подать нам кофе. Я хочу поговорить с тобой.

Королева демонстративно изогнула бровь, затем, облачившись в халат, величественно села в кресло. Позвонив в колокольчик, она отдала необходимые распоряжения.

Горячий кофе подали. Ее взгляд был вопросителен и холоден.

– Да, дорогой?

Царственный муж сделал глоток, явно оттягивая момент объяснения. Наконец, он решился:

– Дорогая Ольга, смею полагать, что тебе лучше будет вернуться в Константинополь.

Оля иронично глядела на супруга.

– А что так, дорогой Кароль? Вы нашли себе очередную пассию?

Тот удивленно поднял на нее взгляд.

– Пассию? Причем тут какие-то пассии? Здесь вопрос жизни и смерти.

Все еще сохраняя холодную улыбку на лице, она уточнила тоном, полным ледяного презрения:

– Вот как? Меня здесь удавят шнуром от штор или отравят мышьяком? Или подушкой придавят?

Кароль вскочил и нервно заходил по комнате.

– Ольга, ты не понимаешь, ты не понимаешь происходящего, ты не представляешь, что творится в столице, в штабах, в армии. Моя власть шатка, как никогда. Мне пока удается удерживать корону на голове, но лишь лавируя между различиями интересов групп влияния в Бухаресте и всячески обнадеживая относительно перспектив присоединения Трансильвании и создания Великой Румынии. Мне пока это удается, но я чувствую, как власть уходит сквозь пальцы, как песок на склонах этих гор.

Ситуация ухудшается с каждым днем, а мне почти не на кого опереться. Одни ждут того дня, когда ты родишь наследника, и тогда меня принудят к отречению, передав регентство моему брату Николае. Нашего сына объявят королем. Марионеткой в их руках. А тебя наверняка изгонят из страны. Если не сотворят чего похуже. Другие не хотят ждать, не желая ставить все на дело случая, и жаждут объявить королем Николае. Меня лишат короны, а может, и жизни. Тебя ждет изгнание. Третьи же просто боятся увеличения влияния России здесь и требуют твоей высылки вместе со всей твоей свитой и теми, кто прибыл сюда в последнее время после нашей свадьбы. Четвертые опасаются вторжения России и войск Новоримского Союза, говорят, что если с тобой что-то случится, то русское вторжение станет неминуемым. Пятые считают, что хорошо бы, чтобы с тобой что-то случилось. Несчастный случай, так сказать. И тогда я буду у них в руках, поскольку все будет устроено так, что якобы это я устроил ради какой-нибудь любовницы, на которой собираюсь якобы жениться. Шестые…

Ольга слушала мужа с широко открытыми от ужаса глазами. Кароль, увидев ее состояние, подошел к супруге и, присев на корточки, взял ее ладонь в свои.

– Я спрятал тебя здесь, в горах. Я выставил надежную охрану, но какая может быть надежная охрана в этой ситуации?

Ошеломленная племянница Михаила Второго опустила взгляд на его руки и прошептала:

– Ты так давно этого не делал…

– Прости меня за все. Но я боюсь за тебя. Они могут тебя убить в любой момент. И меня тоже. Я не могу доверять ни одному человеку.

Он поцеловал ее в ладошку.

– Прости.

Ольга провела ладонью по его волосам:

– Какой же ты у меня глупый…

Кароль молча и грустно кивнул.

ИМПЕРСКОЕ ЕДИНСТВО РОССИИ И РОМЕИ. ВОСТОЧНАЯ РИМСКАЯ ИМПЕРИЯ. КОНСТАНТИНОПОЛЬ. ДВОРЕЦ ЕДИНСТВА. 6 мая 1919 года

– Большое турне?

– Да, Оленька. Пора окинуть хозяйским взглядом наше Отечество.

Сестра хмуро покачала головой.

– Не торопишься ли ты? «Американка» еще лютует. Мало тебе было прошлогодних приключений?

– Более чем. Да, было их более чем достаточно. Но доклады с мест, откровенно говоря, меня смущают. Да и перед принятием «Большой программы» следует оглядеться. А что касается «американки», то, может, оно и к лучшему – не будут организовывать толпы верноподданных и прочие торжественные встречи.

– Ты в это веришь?

Криво усмехаюсь.

– Не особо. Показуха, конечно же, будет обязательно, но, надеюсь, весьма умеренная.

Мы помолчали.

– Что наша румынская королева?

Ольга покачала головой.

– Пока никаких известий от нее не было. Там все так плохо?

– Да, довольно нервно.

РУМЫНИЯ. ЗАМОК ПЕЛЕШ. КОРОЛЕВСКАЯ РЕЗИДЕНЦИЯ. 6 мая 1919 года

– И что, мы ничего не можем сделать?

Ольга пытливо смотрела на мужа. Тот вздохнул:

– Я пытаюсь. В одном наши интересы совпадают: и мне, и тем, кто против меня, всем нам нужна Трансильвания. Победив, я получу авторитет среди подданных, смогу под шумок устроить ряд отставок и расставить своих людей. Я не могу провести никаких реформ, которые необходимы, пока в Румынии вся реальная власть у землевладельцев, банкиров, промышленников и генералов. У твоего дяди получилось, но он был популярен, а я, увы, отнюдь не тот человек, за которым сейчас пойдут толпы, а главное, элиты.

– А зачем этим элитам тебя менять, если ты ничего не можешь с ними сделать?

Кароль криво усмехнулся:

– Я не могу, но я хочу. И они это знают. Слишком со многими зря испортил отношения, слишком много болтал. Но я не думал, что отец так вдруг умрет. Не успел… А что касается Николае, то он рос тихим и послушным мальчиком. Таким он и вырос. Николае панически боится власти, но они его заставят.

– А ты не думал о том, что перед самой победой в Трансильвании с тобой что-то случится?

Тот кивнул:

– Думал. Но другого выхода я, признаться, не вижу. Мне нужна эта победа. Мне нужна Трансильвания. Однако у Венгрии сильная армия. Мои генералы мне дают бравурные отчеты о состоянии нашей армии и о полной деморализации венгерской. У них там, мол, уже гражданская война полыхает, так что мы пройдемся легкой прогулкой.

Он вновь заходил по кабинету.

– Вчера я давал аудиенцию генералу Дитерихсу. Мне был представлен аналитический доклад о состоянии румынской армии. Если пересказать его двумя словами, то все плохо, венгерская армия сильнее, и Румыния потерпит поражение в войне.

Остановившись у окна, король Румынии произнес ровным голосом:

– И вчера с докладом из Генерального штаба прибыл полковник Антонеску. Он доставил мне меморандум за подписью начальника Генштаба генерала Презана. Он от имени всех основных командующих фактически требует немедленного начала войны с Венгрией. Это практически ультиматум. Вот так, радость моя. Вот так.

Повисло напряженное молчание. Наконец Ольга спросила:

– Что я могу сделать для Румынии и… для тебя?