Наемник - Эйке Шнайдер Страница 12

Вокруг засуетились, одни начали распрягать лошадей, другие стали стаскивать вещи с телеги. Эрик бросил венки в стебли, поджег. Какое-то время казалось, что горит лишь воздух, а растение остается невредимым. Наконец, начали скукоживаться, чернея, цветы.

Эрик огляделся. Адела так и сидела на земле, Ингрид, присев рядом, что-то негромко говорила. Адела всхлипнула, и ткнулась лицом ей в плечо.

Эрик встретился взглядом с Гарди. Указал глазами на Аделу, потом на Хаука. Гарди кивнул, шагнул к племяннику. Тронул за плечо.

— Иди к жене и успокой. Ты и правда напугал ее.

— Меня кто успокоит? — буркнул Хаук, поманил Эрика жестом.

Но даже когда тот подошел, помедлил, прежде чем еле слышно спросить:

— Останутся шрамы? На лице?

Он провел пальцем поперек лба, как будто очерчивая венок.

— Это все, что тебя волнует? — не удержался Эрик. Не его дело судить других, но…

— Не учи меня, сопляк! — Хаук поглядел на жену, снова понизил голос. — А что беспокоит тебя?

— Она сказала, что запах чудесный. Значит, нюхала долго. Может, повезет, все-таки сейчас не настолько жарко, как летом. А может…

А, может, ядовитые испарения обожгли не только руки и лицо, но и дыхательные пути.

Хаук выругался, поняв, почему Эрик не договорил.

— Когда ты будешь знать точно?

— К вечеру. Если у нее высокая чувствительность, и начнется крапивница и отек, — раньше. Но будем надеяться, что все обойдется.

Хаук горестно покачал головой.

— Кому только пришло в голову остановиться здесь!

— Мне, — проговорил Гарди. — Пора было сделать привал, Адела сказала, красивое место, так почему бы и не здесь? Ей понравились эти цветы. Кто же знал… У нас они не растут.

Хаук, махнув рукой, прошел мимо него к жене. Отодвинул Ингрид, опустился на траву рядом, провел пальцем по щеке Аделы, стирая слезинку. Негромко заговорил. Ингрид отступила на несколько шагов, но не ушла.

Эрик не стал слушать, что говорит Хаук. Тоже, небось, считает зазорным при всех обнять и утешить. Одаренных пустые считали распутными лишь за то, что те позволяли себе прилюдные нежности. Но что может лучше успокоить напуганную женщину, чем надежные мужские объятья и заверения, что все будет хорошо?

Эрик отвернулся, размышляя, кого бы попросить поторопить слуг. Едкий сок следовало смыть с кожи как можно скорее, а за всей этой суетой и спорами время уходило. Ингрид, кажется, тоже об этом подумала, потому что наклонилась к Хауку, негромко о чем-то спросила. Тот поднял голову, рявкнул на проходящего слугу, и через несколько мгновений Ингрид, подставив локоть Аделе, повела ее в сторону, от суеты. Следом семенила служанка с пустым ведром. Хотя бы руки и лицо умоет, уже хорошо. Жаль, дыхательные пути так не промыть.

Аделу Эрику было искренне жаль. Хотела порадоваться, а вышло… Он отвернулся от женщин — в конце концов, Ингрид действительно неплохо разбирается в исцеляющих плетениях, как и все чистильщики. В неведомой глуши за целителем не пошлешь. А если она с чем не справится, позовет. Место открытое, народа много, опасаться нечего, можно пока не присматривать.

И оказался нос к носу к Гарди, пристально его разглядывающим.

— Хаук прожил в этих краях много лет, — сказал Гарди. — Но откуда про эти цветы знаете вы? Ты и твоя спутница? Вы одеты не как здешние наемники.

Эрик припомнил, что сражавшиеся в приграничье одевались вычурно и броско. Поговаривали, что одно время знать, недовольная тем, что какие-то мечи носят яркие шелка и тончайшую шерсть, пыталась уговорить короля запретить им это особым эдиктом. Точно так же как предшественник его величества повелел крестьянам одеваться только в коричневое, черное и серое, и запретил носить желтое всем, кроме особ королевской крови. Впрочем, учитывая, что пряность, из которой добывали желтую краску, привозили с востока, и стоила она неописуемых денег, остальным желтые одежды все равно были не по карману… Однако нынешний король, прозванный Разумником — и пусть Творец продлит его дни — в ответ на наущения придворных, по слухам, лишь рассмеялся и сказал, что жизнь наемника коротка и полна опасностей, так путь украшают ее как считают нужным.

Вербовщиков из Приграничья было видно за версту, но наемники внутренних земель в дорогу предпочитали одеваться немарко и удобно, а в городе — как и приличествует добропорядочному горожанину, в меру достатка и приличий. Так что Эрик с Ингрид действительно не походили на тех, кто в приграничье давно и знаком со здешними опасностями. Даже если не обращать внимание на свежие прорехи в одежде.

— Мы три года сопровождали одного купца по восточным землям, — сказал Эрик. — Там росли такие цветы. Мы тоже не знали о них, впервые столкнувшись. Венков, правда, не плели, но как-то устроили привал на поляне, сплошь заросшей ими.

Он усмехнулся, припомнив, как один из охранников не нашел ничего лучшего, чем присесть в эти высокие стебли по нужде. Вечером над бедолагой ржали всем отрядом, забыв о собственных болестях. Даром что и остальные щеголяли волдырями, но не на заду же!

Поначалу, впрочем, Эрику и остальным одаренным было не до смеха. Прежде, чем появились первые волдыри, прошло полдня, и поначалу никто не понимал, что случилось, и откуда вдруг взялись ожоги. А четверо одаренных не покладая рук залечивали язвы, оставшиеся после волдырей. Шрамы наемников не пугали, но караван должен был двигаться дальше, для торгового человека любая непредвиденная остановка — потеря денег. А какое там двигаться, когда все в язвах, точно прокаженные?

— Ты слишком молодо выглядишь для человека, три года сопровождавшего купца, — сказал Гарди.

— Я рано начал, — ухмыльнулся Эрик. Добавил: — Могу показать рекомендации, когда расположимся. К слову, мне оставаться среди солдат или слуг?

— Нет, будешь с нами и оруженосцами, — сказал Гарди. — И рекомендации я посмотрю. Но сперва покажи еще раз, как выглядят эти растения. Без цветов ведь они тоже опасны?

— Да, особенно в жару.

Эрик огляделся и повел его к краю появляющегося лагеря. Подумав немного, спросил.

— И все же, почему вы решили остановиться? Хаук говорил, что велел нас не ждать.

— А до того он велел встать на привал, когда солнце будет в зените. Лошади и люди должны отдыхать. Так что я в любом случае искал место для привала… К слову, насколько все это серьезно? Хаук… обеспокоен, а в таком состоянии он теряет способность внятно изъясняться.

Эрик сказал бы, что Хаук напуган. То, что поначалу выглядело как блажь новобрачной, превратилось в серьезную угрозу, и возможно, не только для Аделы. И Гарди несомненно видит, что творится с его родичем. Но насколько искренне его беспокойство? И насколько откровенным можно с ним быть?