Норби - Андрей Валентинов Страница 12

Я с немалым сомнением посмотрел на барельеф, что красовался над воротами. Женщины в каких-то простынях, а то и вовсе полуголые и только один мужчина сурового вида, но тоже в простыне. Все это вместе должно по замыслу создателя олицетворять медицину, но больше походило на банный день в турецком гареме. Зато улица именовалась подходяще — л'Эколь-де-Медсин, Медицинская школа. Теперь следовало нырнуть в ворота и с независимым видом (берет сдвинут на ухо) прошагать через двор к главному входу. Пустят или нет? Вид у меня совершенно не студенческий.

Пустили! И я глубоко вдохнул дистиллированный воздух Науки. Парижский университет, факультет медицины. До конца очередной лекции — пятнадцать минут, как раз успею подняться на третий этаж и найти нужную дверь.

Свои отчеты Николя Легран отправлял обычной почтой, но на два частных адреса, в том числе той самой машинистки, которая перепечатывала Конспект. В мирное время, когда нет военной цензуры, такой способ самый безопасный. На всякий крайний случай следует избегать «опасных» слов — агент, вербовка, резидент. Достаточно начать письмо с фразы «О, Париж поистине прекрасен!», потом сообщить, что в прекрасном городе полно прекрасных — и очень интересных! — людей, с которыми приятно завести знакомство.

Список этих знакомств я составлял лично, сводя в таблицу. В некоторых случаях контрагенты Леграна «зависали», поскольку человек не оправдывал ожиданий. Зато записи рядом с иными фамилиями росли и множились. В некоторых случаях конверт не справлялся, и Николя отправлял бандероль — тоже на адрес машинистки.

Перерыв еще не начался, коридор был пуст, но возле нужной мне двери скучала остроносая девушка в строгом платье и с зонтиком. Я, словно индеец сиу, попытался подкрасться ближе, но девушка успела обернуться.

— Профессор Вернье здесь читает? — поинтересовался я вместо «бонжур».

В ответ остроносая уныло кивнула. Не иначе, опоздала на лекцию.

Я постарался как можно искреннее удивиться.

— А куда делся профессор Бенар?

На этот раз студентка дернула плечами. Я решил, что наш разговор так и будет вестись языком пантомимы, но остроносой наверняка было скучно, и меня все же удостоили ответом.

* * *

Наиболее перспективные контакты Легран в письмах именовал «замечательными людьми». Менее интересные были просто «хорошими», а вот сомнительные, с двойным дном, «обаятельными». Мой друг редко ошибался, и о «замечательных людях» информировал регулярно. Но в двух случаях соответствующая колонка в таблице осталась пустой. Почему? Знакомство не продолжилось? Или Легран не все решался доверить бумаге?

Первый такой случай — профессор Жак Бенар, преподаватель медицинского факультета. Геронтолог, возраст около сорока, холост, научные работы представляют большой интерес. И, если об этом написал Легран, интерес не только узкоспециальный. С Бенара я и решил начать, позвонил в ректорат — и узнал, что профессор в университете больше не служит. Более подробным ответом удостоен не был, поэтому и приехал сюда, на улицу Медицинской Школы. В деканат решил пока не заходить, студенты не в пример разговорчивее. В этой аудитории знакомый Леграна читал курс биологии. Теперь не читает. Почему?

Прозвенел звонок, и я отошел подальше, чтобы присмотреться к хорошим и замечательным людям.

* * *

Утром у стойки портье двое горластых соотечественников при чемоданах во весь голос требовали указать место, где записывают в Легион Свободы. Я стоял рядом, чтобы отдать ключ, и смотрел на Одинокую звезду Техаса. Как выяснилось, запись идет на третьем этаже. Номер комнаты я запомнил, отдал ключ и попросил вызвать такси.

Легионом мой друг специально не занимался, хватало прочих дел. Когда все начиналось, я не отнесся к затее всерьез. Как выяснилось, зря.

Все началось в марте, на следующий день после того, как большевики перешли польскую границу. В нескольких парижских газетах появилось многословное и громогласное воззвание с призывом помочь Польше. Подписей хватало, причем все имена были достаточно известны. Однако по примеру Испании я знал, чем кончаются такие призывы. Три месяца будут собирать средства — и в лучшем случае купят подержанный санитарный автобус. ^[11] Однако через два дня те же газеты сообщили о создании Комитета помощи Польше — и Легиона Свободы, куда призывали записываться всех неравнодушных. Призыв был составлен хитро: упоминались испанские события, причем так, что примером стали и Легион Кондор, и антифашистские интербригады. Намек ясен, перед лицом красной угрозы должны объединиться и правые, и левые. Тут уж пришлось крепко задуматься. Создавать армию с нуля — не шутка. Интербригады формировал Коминтерн, руку приложил сам Сталин, но от призыва до первых боев прошло два месяца.