Я всегда остаюсь собой - Йоав Блум Страница 12

В фильмах вы наверняка видели, что в кабинетах следователей есть такое зеркало, которое отражает только в одном направлении. Кабинет, в котором сидел я, был явно не первого сорта. Там даже зеркала не было. Меня просто затолкали в бывший офис, в котором никто не хотел сидеть, потому что в нем не было окна. Стол, два торшера из «Икеи» по углам, четыре пластиковых стула и один металлический. Мне дали как раз металлический.

Они были со мной очень милы и, признаюсь, доверяли мне куда больше, чем я ожидал. Я-то думал, что мою версию они поставят под сомнение. Но с их точки зрения, я был героем, потому что выстрелил в убийцу на глазах у всех. Никто не хочет подвергать сомнению героизм, если это не прописано в его должностных обязанностях. Поначалу они еще задавали мне странные вопросы: какой у меня пистолет, чем именно я зарабатываю на жизнь, почему у меня нет браслета, но полчаса спустя кто-то позвал их всех в коридор, они вполголоса поговорили за дверью и вернулись гораздо более спокойными и дружелюбными. С этого момента они просто принимали мои свидетельские показания.

Дверь открылась, и на меня уставился усатый полицейский.

– Как дела? – спросил он.

– Пытаюсь не думать о простреленной голове, – ответил я. – А у вас?

– Тут кое-что намечается, – сказал он, видимо включив на максимум способность устраняться от чужих проблем. – Нафтали уходит с работы, мы хотим с ним тут выпить на прощание. Может, перейдете в другую комнату?

– Я тут не работаю, – ответил я. – Куда именно надо перейти?

– С кем вы?

– Сам с собой. Жду, пока проверят мой код.

Он кивнул:

– Сеть рухнула.

– Я знаю. Поэтому и жду.

– Но мы сейчас будем тут выпивать.

Очень меня волнует ваша выпивка.

– В честь Нафтали? – сказал я.

– Да, – ответил он. – Можете перейти в другую комнату?

Мы явно заходили в замкнутый круг – и пребывали бы в нем, пока Нафтали не умер бы от жажды, – но тут появился тот самый слишком юный следователь. За ним я заметил еще несколько полицейских. У одного в руках было несколько бутылок, у другого – картонная коробка, видимо с пирожками.

– Этот кабинет нам сейчас нужен для корпоративной процедуры, – сказал следователь. – Подождите снаружи, пока сеть снова не заработает.

Следователи умеют говорить. «Корпоративная процедура». «Подождите снаружи».

– Где мне ждать? – спросил я.

– Мм… пожалуй, посидите там, где рисуют фотороботы, – сказал он.

Издеваешься.

– Фотороботы? – переспросил я. – Неужели такое еще есть?

– Сегодня художник как раз здесь. На этом же этаже, в конце коридора и направо.

Друзья Нафтали уже стали заходить в кабинет. Нельзя слишком долго стоять в коридоре с пятью коробками пирожков.

– Как скажете, – ответил я. По фигу. Нарисуем фоторобот убийцы, который на моих глазах врезался в стену. Вдруг это поможет найти его.

И только через несколько минут до меня дошло.

Казалось бы, уж что-что должно было исчезнуть с изобретением обменов, так это рисование фотороботов. Вообще, вся процедура сбора улик уже казалась безнадежно устарелой. В чем смысл откатывать пальцы или собирать образцы ДНК на месте преступления, если тот, кому они принадлежат, – это совершенно не обязательно тот, кто совершил преступление? Через несколько лет после того, как обмены стали привычным делом, журналисты прозвали полицейских, собирающих физические следы преступлений, «современниками саблезубого тигра» – в честь животного, которое вымерло десятки тысяч лет назад.

Однако сведения о теле, в котором действовал преступник, еще не полностью утратили смысл. Да, разумеется, во время преступлений, которые похитрее, чем простой грабеж заправки, обычно используются взломанные браслеты, в которых не сохраняются данные об обменах, но, как правило, преступники не настолько хитры. Большинство преступлений совершаются дураками и без особой подготовки. Часто угрозу «я тебе пасть порву» от ее осуществления отделяет одно мгновение, вспышка гнева. И вообще, людей, которым дано строить долгосрочные планы – а без этого не удастся скрываться от властей до конца своих дней, – не много. Неудавшиеся ограбления, случаи, когда ревнивые мужья убивали своих жен или придурки с пружинными ножами вдруг нападали друг на друга в клубе, если не поделили девушку… Во всех этих обстоятельствах нужен был именно сбор образцов крови и отпечатков пальцев. Даже если убийца обменялся с кем-то, первое тело в цепочке обменов было прекрасной зацепкой, а нередко и ценным свидетелем.

У художников, рисовавших фотороботы, фронт работы стал шире. Они больше не просили вас выбрать форму носа или разрез глаз. Они рисовали – по вашему полустертому воспоминанию – целую кучу картинок, в которых пытались ухватить жест, цельный образ во всех его проявлениях. Как человек пожимает плечами, как наклоняет голову, как поджимает губы, насколько широк у него шаг. Пластика стала значимой частью описания: даже в чужом теле люди чаще всего продолжали вести себя как обычно. Мелкие нервные движения; поза, в которой человек сидит; то, как он вытягивает шею, когда слушает, – все это стало частями огромного отпечатка пальца, не всегда ясного, но богатого деталями.

И вот передо мной сидел полицейский-рисовальщик фотороботов – и занимался пантомимой.

– Когда он был уже за рулем, он сидел и смотрел на вас так. – Вытянул шею, нахмурил брови, изобразил пронзительный взгляд. – Или так? – Пронзительный взгляд, нахмуренные брови, вытянутая шея.

– Ей-богу, я вообще не вижу разницы, – сказал я.

Поскорей бы уже тот шнур подключили к розетке, я наберу свой код и наконец уберусь отсюда восвояси!

– Постарайтесь хотя бы вспомнить, как он смотрел на вас, – сказал художник. – Так? – Бровь туда, бровь сюда. – Или так? – Бровь туда, бровь черт знает куда. Спасите-помогите.

6

Свой код я получил в боковой комнате какого-то офиса, расположенного глубоко в недрах торгового центра в Ашкелоне.

О том, чтобы поехать в головной офис в Тель-Авиве или Иерусалиме, не могло быть и речи, как и о том, чтобы вызвать сотрудника на дом. И поэтому меня, мальчика, которому не было еще и тринадцати, рано утром провели через секретный вход, мимо больших мусорных контейнеров на задворках торгового центра, и я оказался в маленькой комнате, где меня уже ожидали два техника, занимавшихся браслетами: один – рыжий, усатый, высокий, с большими жадными глазами, а второй – маленький и толстый, на вид сердитый, со сросшимися бровями и сжатыми губами. Его короткие пальцы все время двигались: большим пальцем он постукивал по четырем остальным. Указательный-средний-безымянный-мизинец-безымянный-средний-указательный – и опять сначала.

Тот, который постукивал себе по пальцам, сидел в углу, положив ногу на ногу, и всем своим видом выражал с трудом сдерживаемое нетерпение. А посередине комнаты сидел рыжий – за столом, на котором располагались пыльный монитор, клавиатура, какое-то черное устройство в форме перевернутой буквы П и несколько блестящих черных браслетов.