Конфлизм - Василий Головачев Страница 12

Москва. 27 июня

Работа начала потихоньку доставать.

Первое время, то есть год назад, Грубин ещё относился к ней спокойно, считая необходимой частью исполнения законов России, особенно касающихся долгов граждан, накопленных незаконным путём. Удовлетворения, однако, он не получал и тогда, заявляясь к должникам в качестве судебного исполнителя и требуя возврата порой немалых сумм. Но в последние месяцы всё чаще приходилось сталкиваться с нищетой должников, пытавшихся как-то выжить в «самой справедливой стране», по мнению ведущей правительственной партии, и выдерживать тоскливые взгляды людей, которым просто не на что было жить, стало невмоготу.

Обычно он отправлялся с визитами к должникам вместе с напарником Витей Кислицыным, тихим сорокапятилетним инспектором, редко высказывающим своё отношение к творящимся в стране чудесам в образовании, медицине или цифровизации. Однако в это утро двадцать пятого июня Кислицын заболел и Валере пришлось отправляться на работу вместе с Борисом Шмагой, прозванным в учреждении Быком. Он и выглядел как бык: крупнотелый, с глыбистой головой, с мясистым набрякшим лицом, усики на котором «а-ля Гитлер» казались неуместными, толстопузый и широкозадый. Не хватало лишь рогов на плешивой голове. Насколько знал Грубин, Быка никто из комиссии приставов не любил, но у того были высокие покровители в украинской диаспоре российского правительства, и руководство судебных исполнителей предпочитало не замечать его грубости.

По первому адресу – улица Братьев Карамазовых пара выехала ещё утром и провела в квартире должника, точнее, должницы – женщины, взявшей кредит тридцать тысяч рублей и не вернувшей деньги банку вовремя, всего десять минут. Владелица двухкомнатной квартиры и мать троих детей, жившая без мужа, пообещала заплатить долг в течение недели, и Грубин ей поверил. Люди с такими лицами: чистое, светлое, горькая складка губ, виноватая полуулыбка, – не лгали. Просто эта сорокалетняя вдова, работающая на двух работах сразу (она сама рассказала обо всём), не рассчитала свои силы, а кредит взяла не на яхту или автомобиль, а на замену старой стиральной машины.

Грубин выслушал её историю, проникся сочувствием и пообещал увеличить срок оплаты, хотя и не обязан был это делать. Как правило, судебные приставы выслушивали подобные истории десятками в месяц.

Бык поначалу упёрся, бодаясь как аналогичное животное и брызжа слюной, но Валера уговорил напарника отнестись к должнице с пониманием.

Но визит к следующему должнику отнял у него гораздо больше времени и нервов.

Это был восьмидесятипятилетний старик – в прошлом учитель физики, а теперь инвалид, передвигающийся с помощью локтевых костылей. Звали его Иван Поликарпович. Сутуловатый, седой, запавшие щёки, голубые и чистые, как у младенца, глаза. Оказалось, что он бывший спортсмен, прыгун в длину, добивался в семидесятые годы прошлого века неплохих результатов (в гостиной хозяина старой двушки стоял шкаф с медалями и кубками), но после трёх операций на коленных суставах ноги Ивана Поликарповича стали искривляться, он получил болезнь – коксартроз, вызывающий жуткие боли, и уже двадцать лет ходил с трудом.

Жена учителя умерла, дети разъехались по разным городам страны, и, судя по всему, отцу практически не помогали. Ему пришлось взять кредит на ремонт полов (совершенно стандартная история), но в людях он разбирался слабо, и якобы ремонтная бригада из Украины просто кинула старика, получив оплату заранее и скрывшись в неизвестном направлении.

– Зачем же вы отдали им деньги до ремонта? – озадаченно спросил Грубин, когда хозяин пригласил приставов в квартиру, где Валеру встретила ужасающая бедность.

Нет, грязи и беспорядка не было. Комнатки блистали чистотой и давились пустотой, потому что в спальне стояла одноместная кровать на пружинной сетке (ей исполнилось, наверно, чуть ли не сто лет), а в гостиной – только столик, стул и шкаф с наградами. И ничего больше! Во всяком случае, компьютера Валера не заметил. Зато заметил вспучившийся паркетный пол без единого ковра.

– Так получилось. – Иван Поликарпович поднял на гостя прозрачные глаза, и на пристава глянула святая простота.

Он проглотил комок в горле.

– Расскажите, с кем вы общались, нанимая ремонтников.

– Нечего тут рассусоливать, – буркнул Бык, косясь на медали и кубки. – Пусть продаст эти железяки и отдаст кредит.

Хозяин перевёл взгляд на детину, улыбнулся.

– Это не железяки.

– Не хрен было брать кредит, ежели не рассчитывали отдавать.

– Так ведь я думал отдать, а банк, где у меня денежки на смерть отложены, лопнул. Вот и сижу, кукую.

– Раньше надо было думать. Подписывайте бумагу, будем вызывать оценщиков. Может, того, что у вас осталось, и хватит на оплату.

– Подождите, – сказал Валера старику, взяв под локоть напарника. – Выйдем на минутку.

– Да с какого бодуна… – Бык попытался вырвать руку, но ойкнул от боли: пальцы Валеры стали как железные клещи. Он вынужден был подчиниться.

В прихожей детина снова дёрнулся, взмахнув второй ручищей как кувалдой:

– Отпусти, с-сука!

Грубин без размаха сделал тычок сжатыми пальцами в шею напарника, усадил обмякшего на стульчик у двери, на который, наверно, садился инвалид, чтобы надеть обувь.